Читать книгу "Крест - Равиль Рашидович Валиев"

свет свечей икона Христа. Матвей резко остановился, рука непроизвольно сложилась в Христов символ, и он неуверенно осенил себя знамением. Батюшка одобрительно оглянулся на него и по-хозяйски начал собирать огарки свечей.

А Матвей благоговейно замер. Запах ладана, тепло горящих свечей, уютный полумрак и тихое бормотание батюшки неожиданно произвели на него потрясающий эффект — дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы. Из полутемного угла на него, ласково и мягко, смотрела Богородица. Колеблющееся освещение создавало полное впечатление ее живых глаз.

Стальной стержень, в последнее время держащий в напряжении все его существо, исчез и все, что составляло его жизнь за дверью храма, рассыпалось в труху. Он застыл, так и не войдя внутрь. Не хотелось ни двигаться, ни дышать. Только стоять вот так и пропускать через себя все это струящееся спокойствие.

— Благодать божья… — тихо сказал незаметно подошедший батюшка.

Он серьезно и внимательно смотрел на Матвея. Матвей посмотрел в глубину его глаз, обрамленных сеточкой морщин и увидел в отражении себя — маленького растерянного мальчика, раздавленного непонятным и тревожным миром. И столько сочувствия и понимания было в глазах батюшки, что Матвей неожиданно для себя разрыдался. Батюшка обнял его и, похлопывая по спине, тихо успокаивал.

— Поплачь, сынок, поплачь… Бог по-разному входит в нас…

Матвей рыдал, жалея и себя, и свою несложившуюся жизнь, рыдал от обиды и разочарования. Рыдал и не понимал, что с ним происходит. Взрослый мужик, в непонятном районе, в загадочном доме, стоит и плачет на груди незнакомого мужчины! Однако при всей нереальности происходящего, Матвей понимал — с ним происходит что-то важное. И вместо серого железобетона действительности перед ним начала проявляться другая сторона жизни, давно забытая и, казалось бы, похороненная на дне его души… Он выплакивал всю несправедливость, происходившую с ним последнее время, он выпускал в мир несбывшиеся мечты и ожидания, а взамен впускал… что?

Он последний раз всхлипнул. Смущенно отодвинулся от батюшки. Тот заботливо заглянул ему в глаза, покачал головой и отступил на шаг. Матвей развернулся к иконе Христа и трижды истово перекрестился.

Он уже и не помнил, что вошло в него в тот день. Но необъяснимое спокойствие и уверенность в будущем осталось с ним с этого странного вечера.

Они еще долго сидели с батюшкой в полумраке его кельи, пили душистый чай вприкуску с медом и черствоватыми булочками и говорили, говорили… Обо всем сразу и ни о чем… Ему было уютно, тепло и… душевно. Именно так для себя определил это состояние Матвей — душевно. И пусто. После сброшенного напряжения, он чувствовал себя ч у дно — от немного стыдной для него истерики не осталось и следа. Как актер он знал что происходит. Напряжение и сброс. Ему казалось, что уж это-то он знает на отлично, ноэто тоже оказалось ошибкой. Ничего, оказывается, по-настоящему он и не испытывал до этого. Так, очередной суррогат.

Потом была та же самая, давно опостылевшая жизнь с вечными московскими проблемами — работа и деньги.

Но осталось в сердце эта уютная часовенка и этот свободолюбивый и умнейший батюшка, высланный на окраину за своеволие. Который так и не сказал — как жить…

Матвей хранил это вспоминание в дальней кладовой своей памяти. И иногда, когда совсем накатывало, доставал его, сдувал пыль и тихо наслаждался им. И ждал — чего-то волшебного и необычного, которое обязательно должно было случиться…

— Сынок! — голос мамы вырвал Матвея из задумчивости. Сознание вновь наполнили звуки и ощущения домашнего утра. Светлана Николаевна тревожно заглядывала сыну в глаза. У Матвея закружилась голова — переход из воспоминаний к реальности был слишком резок. К тому же мамины глаза смотрели точно с такой же добротой и сочувствием, и на мгновение оба этих лица соединились в одно бесконечно любящее его существо. «Бог, мой…» — мелькнула мысль и пропала. Матвей встряхнул головой, успокаивающе улыбнулся.

— Все в порядке, мам… задумался просто…

Он встал, чмокнул маму в щеку и, выходя из кухни, крикнул:

— Спасибо, мамуль! Очень вкусно!

Светлана Николаевна улыбнулась и уже в спину спросила Матвея:

— Ты чай еще будешь?

Матвей развернулся, схватился за турник в проеме двери, который давным-давно соорудил для своих детишек отец Матвея, подогнул колени и повис на нем. Дверная коробка угрожающе затрещала. Матвей слегка подтянулся. Сдавленно пробормотал:

— Не… — он встал на ноги и с сомнением посмотрел на свои руки. Пожал плечами, — я к папе поехал, ты что-нибудь будешь передавать ему?

Мама покачала головой.

— Сейчас соберу, сынок… — неожиданно стукнула себе ладошкой по лбу, — вот дура старая! Забыла! Тут с утра тебе уже Сережка звонил — просил тебя ближе к вечеру ему позвонить…

Лицо Матвея расплылось в довольной улыбке. Он по-кошачьи прищурился:

— Серый…

Глава 2

Неугомонный город не хотел успокаиваться. Схлынули, казавшиеся бесконечными пробки, улицы опустели, а воздух посвежел и разогнал дневную хмарь. Состав прохожих кардинально изменился — вместо сцементированного потока серьезных и суровых менеджеров, вечно спешащих по городским своим делам, появились небольшие группки смешливой молодежи, флиртовали влюбленные парочки, мамы катали своих малышей…

Матвей, чертыхаясь и ругая Серого, назначившего встречу именно здесь, пробирался по забитой под завязку автостоянке возле нового торгового центра «Астория». Солнце давно уже село, а огромную площадь освещало только несколько слабеньких фонарей и свет фар паркующихся автомобилей. Игра света и резких теней создавала иллюзорную картину, в которой совсем терялась ориентация несовершенного человеческого зрения.

Глубокие тени, таящие в себе неприятные сюрпризы, то и дело предъявляли свои права на разные части тела Матвея. Он то ударялся коленкой о незамеченный столбик ограждения, то вмазывался бедром в торчащее зеркало машины и каждый раз опуская ногу, терялся в неизвестности — какой сюрприз ожидает его еще.

Неожиданный и резкий порыв ветра обдал его влажной волной. Начал накрапывать легкий дождик. Матвей наконец вышел на свободную площадку и растерянно оглянулся. Он совсем заблудился в этом стойбище лоснящихся автомобильных туш. Вокруг, куда хватало глаз, рядами стояли неузнаваемые в резком свете фонарей средства передвижения, всегда находящихся за гранью выживания российских граждан. Это была конечно не Москва, но среди машин Матвей не видел ни одного «Жигуля» или иного представителя российского автопрома. Сплошь иномарки.

Матвей на секунду задумался — вот ведь странная до иезуитства вещь. Казалось бы, из каждого утюга сообщают о падении уровня жизни россиян, о кризисах, волнами накатывающих на страну, о цене на бензин, в очередной раз перешедшей психологическую грань. Но это нисколько не влияет на желание соотечественников передвигаться на собственном автомобиле. И