Читать книгу "Ангелы смерти - Арсений Александрович Истомин"

был вручен крест военных заслуг второго класса, который стал очередной большой наградой в его послужном списке.

— Юрий Михайлович, вы сказали, что приехали не один. В вагоне вы были с кем-то из знакомых? Или вы имели в виду остальных людей, которых вы не знали? — задал ему Алексей вопрос после небольшой паузы.

— Я вам, должно быть, не рассказал о том, как мы попали в это лагерь смерти. Видите ли, когда немцы сожгли мою родную деревню, я увязался в лес за партизанским отрядом, который нашел меня, бродящим на опушке, среди поваленных ветром берез. Сначала партизаны не хотели оставлять меня у себя, предлагали уехать в тыл, там можно было не волноваться о безопасности. Однако, мне хотелось остаться и отомстить за потерянное детство. Я был такой не один, с того времени в партизанском отряде я сдружился с Катей, по моему она носила фамилию Бурлакова или Бардукова, я плохо уже помню. Она была буквально на пару лет меня старше, зато уже умела стрелять и говорила, что может ходить в разведку. Только вот, не пускал ее никто, ребенок еще ведь совсем. А в разведке надо порой несколько часов на холодной земле пролежать, глаз не сомкнув. А если поймают? То молчать до последнего. Так что, мы с Катей завсегда оставались в лагере. Вдвоем не скучно, к тому же дел нам оставляли много, к примеру воды натаскать из ручья, за хворостом сходить, обновить еловые лапы над укрытиями и блиндажами. Катя по большей части занималась починкой и пошивом, так называемых, «костюмов лешего» — множество лоскутков зеленой ткани разного оттенка с матками травы, листьями и прочим, что в лесу под ногами валяется, она приматывала к костюму. Так проходили наши совместные будни, ближе к вечеру отряд возвращался из чащи, начинались посиделки у костра и тихие застолья с травяным чаем из местной брусники. Я уже точно не помню, сколько мы так прожили, прежде чем случилось то, чего мы все так боялись.

Был обычный и ничем непримечательный день, когда в лесу мы услышали чей-то плач. Мужчины спохватились одеваться, мы с Катькой тоже услышали этот рев, хотели было побежать на помощь, мало ли где-то в болоте увяз ребенок. Но взрослые нас тогда за плечи одернули, мол куда собрались? Сидите здесь, мы сами сходим, разведаем.

— Нечего вам там делать, здесь ждите — сказал нам один из разведчиков. Так мы и остались ждать на краю лагеря, видя, как бойцы бежали сначала бегом, потом в полу приседе и в конечном итоге поползли по-пластунски. Я тогда не выдержал и решил тоже посмотреть, что там происходить будет. Катька было меня остановить хотела, да я уже деру дал так, что только пятки сверкали. Не решилась она за мной идти, осталась стоять за деревом, видя, как маленький детский силуэт ползет по сырому мху все дальше и дальше. Катя не рискнула кричать мне вслед, лишь грозилась кулаками, да на пальцах объясняла, как меня отлупит, стоит мне вернуться обратно. К тому моменту я уже перестал глядеть в ее сторону, сосредоточившись на переползании. Впереди встречались холмы и ямки, лужицы и поваленные деревья, которые я с осторожностью перелазил, заведомо осмотревшись вокруг. Тогда мне казалось это увлекательным приключением. Я полз к месту происшествия со своим деревянным ножичком, который мне выточил один из ребят разведчиков. Где-то надо мной крикнула выпь, послышался шелест листвы, через которую стремилась улететь перепуганная птица. На голову посыпались еловые веточки. К тому моменту, как я стал подползать ближе. Плачи усиливался. Я слышал, как прямо напротив меня, метрах в ста или восьмидесяти раздается детский заунывный плач. Это была не игра, не чей-то злой розыгрыш и тем более не запись. В чаще реально плакал ребенок.

Юре хотелось просто встать побежать к испуганному дитю, он не боялся каких-нибудь волков или кикимору. А малыш вполне мог. Вперед его двигали мысли, что ребенок мог быть голодным или пораниться о ветки или чего хуже, стать жертвой немцев.

В прочем, последнее предположение оказалось ближе всех к правде, как жаль, что Юра тогда не смог понять, что происходит. Ведь он прекрасно видел все со стороны. Но не смог, в силу своего возраста и неопытности, сказать о том, что на самом деле происходило там.

В конце концов Юра подползал к небольшому оврагу, времени на перемещения он затратил не мало, однако для первого раза юного партизана было совсем не плохо. Перед ним открылась картина, которая должна была продемонстрировать всю отважность и смелость тех людей. Не много, не мало в пятидесяти метрах от него зашевелились кусты, тихонечко, еле заметно. Глаз выхватил ноги, которые аккуратно проталкивали тело вперед, затем почти здесь же еще одно тело и еще. Чуть поодаль маленький Юра увидел силуэт ребенка, тот лежал на земле в белой рубашке или в белом сарафане. Юрка не понимал, почему ребенок лежит не вставая. Может он болен? Или застрял, а может у него перелом? Не долго думая, Юра не стал спускаться с оврага, как бы не сделал опытный разведчик. На таком склоне он бы замечательно просматривался, а значит был бы отменной мишенью для немецкой пули. Став оползать небольшой склон, Юра старался подобраться поближе к непонятному объекту. К тому времени, как ноги уже окончательно устали проталкивать мальца по сырой земле, а руки просто отказывались тянуть его вперед, до ребенка оставалось меньше пятидесяти метров, если считать, что ему пришлось сделать слишком большой крюк, для того, чтобы приблизиться к цели лишь на пару десятком метров.

Это не помешало юному разведчику обомлеть от увиденного. Прямо на земле, посреди безлюдной поляны песчаного оврага лежала девочка лет пяти. У этой маленькой девочки отсутствовали руки, маленькие обрубки кровоточили с обеих сторон. Кроме того у малышки отсутствовали ноги, Юра не мог разглядеть все в подробностях, он просто смотрел, как из под окровавленного подола маленького платьица растекается маленькая лужица крови.

— Надо помочь! — подумал было Юра, собираясь встать. Он поднялся и спрятался за деревом, дальнейшую картину он наблюдал уже из-за ствола массивной сосны. В этот момент один из солдат встал и разогнулся в полный рост. Он без какого-либо страха направился прямо к окровавленной девочке, которая все еще продолжала плакать и скулить. Разведчик поднял маленькое тельце на руки, постарался завязать, чем имелось отрубленные конечности. Дабы сохранить в еще живом теле последние остатки крови. Он развернулся и полу бегом направился назад к лагерю, остальные ребята повторили за ним, повставав