Читать книгу "Блэк - Александр Дюма"

Жизненные неудачи, неудачи, скрывать которые от наших читателей я вовсе не собираюсь, смогли превратить шевалье в мизантропа, но от природы он вовсе не был злым и жестоким.

Столь смиренное поведение животного полностью обезоружило шевалье; он переложил свою трость из правой руки в левую и вытер лоб — эта сцена, которую он только что разыграл и во время которой ему пришлось сопроводить свои слова жестом, заставила его вспотеть, — и признавая себя побежденным, но при этом льстя свое самолюбие надеждой взять реванш, он вскричал:

«Черт возьми! Что же, иди, если хочешь, дрянь ты… этакая! Но клянусь, не рассчитывай переступить порог моего дома».

Но спаниель, видимо, придерживался того мнения, что тот, кто выигрывает время, выигрывает все; он немедленно вскочил и совершенно удовлетворенный, не испытывая ни малейшего волнения, оживлял дальнейшую прогулку многочисленными прыжками и кульбитами вокруг хозяина, которого он, казалось, сам себе выбрал.

Собака обращалась с шевалье, как его старый друг, и это так бросалось в глаза, что все жители Шартра, встретившиеся им по дороге, останавливались, изумленные, и возвращались домой в восторге от того, что могут загадать своим друзьям и знакомым эту загадку, преподнеся ее в виде вопроса-утверждения:

«Бог мой, разве у господина де ля Гравери теперь есть собака?»

Господин де ля Гравери, который стал мишенью для городских пересудов, и, возможно, даст повод для сплетен городских кумушек на протяжении еще двух-трех дней, этот господин де ля Гравери держал себя с большим достоинством: весь его вид свидетельствовал, что его абсолютно не волнует то любопытство, которое возбудила у горожан его прогулка, а по отношению к своему компаньону он испытывает восхитительное безразличие.

Он вел себя в точности так, как будто совершал эту прогулку в полном одиночестве, останавливаясь повсюду в тех местах, где обычно привык останавливаться: перед воротами Гийом, у которых реставрировали старые бойницы; напротив зала для игры в мяч, в который никак не могли вдохнуть подлинную жизнь шесть неуклюжих игроков, а также крики дюжины подростков, споривших из-за действий маркера; рядом с веревочником, чья лавка расположилась у подножия вала Угольщиков и за работой которого он ежедневно следил с непонятным интересом, причину которого даже сам никогда не пытался понять.

И если порой обаятельная лукавая мордочка или какая-нибудь забавная дразнящая ласка собаки вызывали против его воли улыбку у шевалье, он старательно прятал ее где-то в глубине души и в то же время вновь принимал свой чопорный вид, подобно записному дуэлянту, которого ложный выпад противника заставляет раскрыться, но затем он вновь аккуратно занимает оборонительную позицию.

Таким образом они оба подошли к дому номер 9 на улице Лис, в котором вот уже на протяжении многих лет обитал шевалье де ля Гравери.

Подойдя к дверям дома, он понял, что все случившееся было всего лишь своего рода прологом и что настоящее сражение развернется именно здесь и сейчас.

Но собака, казалось, отдавала себе отчет только в том, что находится у конечной цели своей прогулки.

В то время, как шевалье вставлял ключ в замочную скважину, спаниель, усевшись на свой хвост, невозмутимо дожидался, по крайней мере с виду, пока откроется дверь. Он вел себя так, как будто давно уже привык считать этот дом своим собственным.

И как только дверь стала приотворяться, собака проворно проскользнула между ног шевалье и сунула свой нос на порог дома; но хозяин жилища буквально рванул на себя приоткрытую на три четверти дверь, и она захлопнулась перед носом животного, а ключ от толчка отлетел на середину улицы.

Спаниель бросился за ним и, несмотря на отвращение, которое обычно испытывают собаки, как бы хорошо выдрессированы они ни были, когда им приходится брать в зубы что-то железное, он осторожно взял ключ в пасть и принес его господину де ля Гравери, проделав все это, выражаясь на охотничий манер, по-английски, го есть повернувшись к нему спиной и встав на задние лапы с тем, чтобы никоим образом не испачкать его передними.

Этот маневр, каким бы соблазнительным он ни был, не тронул сердца шевалье, но дал ему пищу для раздумий.

Во-первых, он понял, что имеет дело не с первой попавшейся собакой и что, не будучи в прямом смысле этого слова ученой собакой, животное, давшее ему это доказательство своего воспитания, было собакой, имеющей хорошие манеры.

И хотя его первоначальное решение не было этим ничуть поколеблено, он тем не менее понял, что собака заслуживала некоторого уважения, и поскольку два или три человека уже стояли и смотрели на них, а занавески в некоторых окнах отодвинулись, он решил не унижать своего достоинства и не опускаться до борьбы, которая, принимая во внимание упрямство и силу животного, могла бы закончиться не в его пользу, и, приняв подобное решение, он надумал призвать себе на помощь третье лицо.

Поэтому он положил в карман ключ, который принес ему спаниель, и, потянув за лапку козы, подвешенную на железной цепочке, услышал, как в доме зазвонил колокольчик.

Но, несмотря на этот звон, который явственно доносился до ушей шевалье, колокольчик не произвел никакого эффекта; дом оставался по-прежнему тихим и молчаливым, как если бы шевалье позвонил у ворот замка Спящей красавицы; и лишь тогда, когда шевалье удвоил свою энергию, и звон колокольчика уже не прекращался ни на минуту и становился все настойчивее и настойчивее, доказывая, что он не уступит первым, подъемное окно на втором этаже поползло вверх, и в нем показалась голова угрюмой раздраженной женщины лет пятидесяти.

Она с такими предосторожностями высунула голову из окна, как будто городу грозило новое вторжение норманнов или казаков, и попыталась выяснить, кто же поднял этот непонятный переполох.

Но господин де ля Гравери, разумеется, ожидал, что откроется входная дверь, а не окно на втором этаже, и встал как раз напротив двери, чтобы сократить себе этот путь, который ему предстояло как можно быстрее преодолеть, чтобы очутиться в доме. Его фигура оказалась в тени карниза, который обвивало бесчисленное множество левкоев, таких густых, сочных и ярко-зеленых, как будто они росли в ухоженном цветнике.

Кухарка никак не могла его разглядеть, она видела только собаку, которая, сидя на задних лапах в трех шагах от порога и так же, как и шевалье, дожидаясь, когда раскроется дверь, подняла голову и умным взглядом смотрела на новое действующее лицо этой сцены.

Но вид этой собаки никоим образом не мог успокоить Марианну — так звали старую кухарку, — а ее окрас тем более.

Вы помните, что за исключением двух огненно-рыжих пятен на морде и белого жабо на груди спаниель был черен как вороново крыло, а Марианна не помнила ни одного из знакомых господина де ля Гравери, у кого была бы черная собака, и ей на ум приходило, что только дьявола сопровождал пес такого цвета.

Она знала, что шевалье поклялся никогда не заводить собаку, и поэтому у нее и в мыслях не было, что это животное сопровождает шевалье.