Читать книгу "Прощение - Жаклин Митчард"

Седар-Сити, который располагался рядом с нами, был не такой большой, как Сейнт-Джордж, но достаточно большой, чтобы иметь колледж и храм, красивый, как соборы в русском стиле. Мы редко ходили туда – в миле от нас была небольшая церквушка. Еще у нас были почта, бюро путешествий и магазин, где Джеки и Барни продавали все: от капуччино до чудо-хлеба, от тряпичных кукол до коньков. И много конфет. Половину магазина занимали полки с конфетами в красивой золотой фольге и в огромных упаковках. Папа любил повторять, что методисты появились от песни, а мормоны – от сладости. Люди из Юты, пожалуй, едят сахара больше, чем вся страна. Вы могли бы возразить, сказав, что они не могут позволить себе многого другого, поэтому пристрастились к сладкому. Еще там был старый дом, который кто-то переделал в магазин антиквариата, но он работал только осенью. Вот и все.

Но даже в таком малолюдном месте, как наше, было достаточно людей, чтобы судачить друг о друге, хотя они не стали бы употреблять это слово.

О папе говорили, что он все ставит под сомнение, что он считает церковную власть в Юте такой сильной, что это граничит с нарушением конституционных прав. По мнению папы, Церковь слишком долго не высказывала своего отношения к расовым проблемам, была консервативной в вопросе о смертной казни. Он говорил, что предпочел бы жить с семьей в Мичигане или в Нью-Йорке: там намного меньше мормонов, поэтому дети приобрели бы больший опыт, чем живя в коммуне единомышленников. Подобные разговоры были отчасти вызваны тем, что брат отца, Пирс, служил епископом в нашем приходе. Дядюшка Пирс был почти ортодоксом. Он жил ближе к Седар-Сити, чем мы, и приезжал на воскресную службу, на святые праздники и в дни семейных встреч. Конечно, он всегда являлся, если его просили приехать. На семейные встречи съезжались все папины братья (кроме того, который жил на Аляске и женился против воли Церкви, но мы все равно любим его) и мамины сестра с братом. Каждый год в начале июля семья собиралась и праздновала встречу почти всю ночь. Устанавливали палатки, готовили на кострах. Звучала музыка, все танцевали. Взрослые одевались в старомодные платья и шляпки. Приглашали родственников из Колорадо и Иллинойса. На второй день для детей устраивался парад. Взрослые плавали и отправлялись в поход, взбирались на горы, ели и доводили себя за четыре дня до приятной усталости, чтобы потом вернуться к привычной жизни. Мы же так жили все время (я не имею в виду шляпки и бриджи из оленьей кожи!).

Конечно, наша жизнь была тесно связана с Церковью. Это типично для многих мормонов. Если вы в среду занимаетесь правами женщин и ваша семья читает священные тексты, а в воскресенье четыре часа проводите в храме, то Церковь не может не занимать важного места в вашей жизни. Когда растешь в такой обстановке, то воспринимаешь все как должное. Ты видишь, что Церковь дает тебе ответы на многие вопросы. Жизнь становится проще и понятнее. Ты не ощущаешь себя в стаде, нет. Ты не обязан делать, как велели Пророк и его апостолы, – это ведь не совет директоров, в конце концов. У тебя всегда остается право выбора. Но если ты веришь в то, что делаешь, проблем никогда не возникает.

Много лет я просто появлялась в церкви, как тень, но продолжала верить.

Мы использовали здание церкви и для других целей.

Если бы вы посмотрели на нее, то вряд ли сказали бы, что это храм. Здание было маленькое, построенное из простых белых досок, с едва заметным шпилем на крыше. Но внутри все поражало воображение, особенно пол, который мистер Эмори приказал выложить разными сортами дерева: кленом, березой и орехом гикори. Моя мама сделала маленькую керамическую скульптуру, которую установили на входе: цветы, над ними летают пчелы, а две поднятые руки словно укрывают всю композицию. Улей для мормонов имеет символический смысл, ведь они так же прилежно работают, как пчелы. Скульптура была три фута шириной и четыре – высотой, но производила ошеломляющее впечатление. Мама делала ее полгода. Она тогда как раз была беременна Рути. Внутри молельного дома стояли переносные скамьи, но в других комнатах у нас были складные стулья, которые мы устанавливали полукругом или в ряд. Дальше находились кабинеты и столы, за которыми мы делали домашние задания по рисованию. В комнате для занятий рисованием висели полки, где хранилась бумага, лежали мольберты и прочие нужные юным художникам вещи. Там даже стоял гончарный круг, который нам подарила семья Сассинелли, после того как моя мама сказала о своем желании заниматься «живым искусством». Потом ей было неудобно, она боялась, как бы они не поняли ее превратно, решив, что мама просто хотела что-то продать богатым людям. Но миссис Сассинелли любила мамины вазы и скульптуры. Все закончилось тем, что она приобрела шесть маминых творений, причем три из них «поселились» в доме Сассинелли. Она сказала маме, что та должна воспринимать появление гончарного круга (а потом и печи для обжига!) как ответ на свои молитвы. Мама использовала их подарки для того, чтобы обучать искусству детей, и устраивала такие уроки по вторникам.

При церкви была обычная школа. Работу учителя оплачивали родители учеников. У нас была очень маленькая библиотека – полки с книгами занимали три стены. Кроме того, были комнаты для взрослых, посещавших воскресную школу, а еще классы для малышей, но совсем крохотные. Кабинеты и классы были отделены от церковного помещения большой тяжелой, вышитой звездами шторой, напоминавшей театральный занавес. Дети разыгрывали небольшие сцены, например из «Божественной комедии». Конечно, все было не так, как в университете, но некоторые подростки и студенты местного колледжа неплохо сочиняли и устраивали представление в субботний вечер. Оно начиналось с молитвы, но затем актеры бежали между рядами и разбрасывали яркие клейкие бумажки. Дальше начиналась музыкальная часть, где классика перемежалась музыкой техно, а некоторые произведения пародировались (например, исполнялась пародия под названием «Властелина обручальных колец», где подшучивали над тем, какое значение придавали мормонские девушки своему замужеству). Еще показывали пародию на калифорнийских девушек, которые носят обтягивающие джинсы. В этих представлениях пару раз принимали участие и моя кузина Бриджет, у которой были самые рыжие в нашей семье волосы (она здорово умела сочинять), и моя подруга Клэр, певшая, как ангел.

Когда пророк, или, если хотите, главный епископ, потому что у нас нет священников (каждый взрослый человек, принадлежащий к Церкви мормонов, уже считается священнослужителем), обращался к нам по телевидению из Солт-Лейка, мы все собирались в маленькой церкви. Если в городе было много гостей, то места хватало не всем. Там были мы, дядюшка Пирс, его жена и дети, наши ближайшие соседи Эмори, семья Тьерней, Маккартис, Вудрич, Баркен, Лент (они жили в миле по другую сторону от клиники), О'Фаллон, а также Джеки и Барни Уайлдер, у которых не было детей, а еще Бридвеллы. Некоторые приводили с собой родственников, не принадлежавших к Церкви мормонов, но желавших посетить службу просто так, из любопытства.

Взрослые обменивались шутками относительно брата Трейса Бридвелла и сестры Аннабеллы Бридвелл (обращения «брат», «сестра» были приняты между взрослыми, а дети, обращаясь к старшим, называли их «уважаемый»), у которых было двенадцать детей. Для членов Церкви считается абсолютно нормальным иметь большое потомство, но Бридвеллы перещеголяли всех! Существует несколько объяснений, почему у мормонов много детей. Лично я полагала, что нас должно быть как можно больше, чтобы учение Джозефа Смита не было забыто. Многим мормонам пришлось пережить гонения, поэтому должны остаться те, кто понесет слово дальше, так как главное призвание нашей жизни – миссионерство. Церковь же считает, что мы все родом с небес, где обитаем еще до своего рождения. Чтобы небеса населяло больше душ, люди должны обзаводиться детьми, а потом круг жизни сделает оборот и мы снова спустимся на землю, дабы подвергнуться испытаниям на пути к совершенству. Испытания необходимы человеку, чтобы приблизиться к богоподобной сущности. Путь продолжается даже после физической смерти. Тебя могут окрестить мормоном, даже когда ты уже умер.