Читать книгу "Хтонь в пальто - Ирина Иванова"

и побежал устраиваться.

Странно, что не выложил сразу историю про отрезанную руку. Или такое — только для близких знакомых? А они на тот момент едва ли считались близкими: общались не больше пары месяцев.

Но главное — Вику понравилось расслабляться за кружкой чая.

И людям нравилось тоже: однажды попросили именно его прийти на чаепитие — знакомые порекомендовали. Тогда приятно горели щеки, а Вик смеялся: «Смотрю, ты нашел себя!» — ни капли, впрочем, не обидно. Тем более что, может, он и правда нашел. Может, его предназначение — пить чай так, чтобы у людей оставались исключительно теплые воспоминания.

Поэтому сегодня, услышав про чаепитие, Лютый тут же закрыл книгу и пошел за пальто. Ему, в конце концов, несложно, а человеку будет приятно. И чужая история добавится в копилочку: не просто же так человек приглашает на чай именно хтонь?

— Вы, наверное, думаете, почему я никого из друзей не позвал?

— Думаю, — кивает Лютый, оглядываясь на пороге у заказчика. — Обычно люди зовут людей; да и хтонь денег стоит.

Квартира самая обычная, много таких видел, и если поначалу изучал каждую деталь, то теперь… Нет, взгляд все равно цепляется — за фотографию на тумбочке. Не у каждого в прихожей фотография стоит; интересно, почему именно здесь?

Заказчик — крепкий мужчина лет пятидесяти — запирает дверь, кивком указывает на вешалку и улыбается:

— Деньги для меня не проблема. А с людьми глупо вышло: сорвали из отпуска, завтра в срочную экспедицию. Брат с сестрой не могут, знакомых нет: кто не вернулся еще, кто снова уехал, у кого тоже командировка, — а я привык чаепитничать с кем-нибудь перед отъездом. И вдруг ваша реклама попалась. Ну и решил: с хтонью чай никогда не пил, почему не попробовать?

Вот это смелость! Некоторые несколько месяцев не решаются позвонить, а здесь — так сразу.

Лютый надевает предложенные тапки и обещает:

— Я спец по чаепитиям, посидим что надо. Скажите, а рассыпной чай у вас есть?

За пятнадцать минут, пока греется вода и заваривается малиново-мятный чай, они успевают познакомиться и перейти на «ты». Заказчика зовут Владимиром, и реклама агентства попалась ему в одной из соцсетей — надо же, а когда в очередной раз запускали, уже не надеялись, что сработает. Сарафанное радио и разбросанные по городу визитки всегда приносили больше клиентов, чем какая бы то ни было реклама. Что ж, из каждого правила бывают исключения.

Когда Лютый разливает по кружкам чай, на какое-то время повисает молчание. С одной стороны, оба жуют печенье — не говорить же с набитым ртом? С другой — что за напряженная атмосфера, где дружеские разговоры, ради которых и пригласили? Поэтому Лютый, мысленно раскинув на кухне шатер спокойствия и тепла, как бы невзначай напоминает:

— Ты говорил, что уезжаешь завтра. Что за экспедиция?

У Владимира загораются глаза, и Лютый улыбается: наконец-то. Людям нравится говорить о себе — а ему нравится слушать.

Следующий час пролетает так же стремительно, как тратятся деньги в день зарплаты. Владимир рассказывает о суровых лесных комарах, готовых сожрать до костей, об однажды заглянувшем в лагерь медведе, которого пришлось отпугивать грохотом кастрюль, о самой настоящей магии: в походе можно десять раз ноги промочить — и хоть бы хны, а в городе разок застудишь уши — и сразу шмыгаешь носом; и о прочих деталях геологических экспедиций. Лютый кончиком носа чувствует жар увлеченности и невольно отодвигается, чтобы не обжечься. Не каждому везет найти в жизни место, на котором будет настолько комфортно, а тут, глядите-ка, человеку улыбнулась удача. Впрочем, быть может, он с детства хорошо себя знал и никогда в решениях не сомневался; не то что некоторые…

На холодильнике висят фотографии: компания мужчин, одетых по-походному, сидит у палатки в лесу; они же, но у реки, чему-то смеются; Владимир в официальном костюме держит грамоту и медаль… И вдруг — женщина в обнимку с девочкой лет десяти на фоне моря. Кажется, те же, что и на фото в прихожей.

Жена и дочка? Ну а кто еще?

— Но вот какая ерунда, — глотнув остывшего чаю, вздыхает Владимир. — Я бесконечно люблю работу, а возраст все-таки берет свое: тяжело по экспедициям таскаться. Да и с семьей хочется быть, не срываться то и дело в срочные поездки. Вот сейчас, например, договорились вместе на море полететь, а мне через три дня пришлось вернуться. Соня… жена, в смысле, молчит, но по глазам вижу, как она недовольна.

— И что думаешь? — любопытствует Лютый. Предлагает тут же: — Еще чаю? — и, получив кивок, щелкает кнопкой чайника.

Отвечать Владимир не спешит, берет печенье, и Лютый всей хтонической стороной чувствует его колебания. Подталкивает не прикосновением — ощущением прикосновения: давай, расскажи, меня стесняться не надо.

— Хочу в офис попроситься: там тоже работы достаточно, да и предлагали однажды. Но не задохнусь ли в горе бумажек? Не сойду ли с ума в четырех стенах? Все-таки в лесу зелень, свежесть, я привык… И разрешат ли в поле вернуться, если пойму, что офис — не мое?

Помолчав, Владимир прибавляет шепотом:

— А еще… редко кто находит работу настолько по душе. Родители радовались, как у меня все удачно сложилось, я сам радовался. А теперь отказаться собираюсь. То есть не прям отказаться, но… Не будет ли это, ну, почти предательством? Не предам ли я того радостного себя?

Вот оно что.

Заварив по новой порции чая, Лютый заглядывает Владимиру в глаза:

— А не предашь ли ты нынешнего себя, если продолжишь в экспедиции мотаться? Сам говоришь, что тяжело и устал.

Качаются весы мучительного выбора: то манят густые леса и коварные комары, то просыпается боль в пояснице, а жена и дочка скучают на море. Вторая чаша вот-вот перевесит, всего пары камешков-аргументов не хватает.

— У всякого увлечения есть срок, — продолжает Лютый, — и, когда он истекает, глупо хлестать себя кнутом: «А ну получай такое же удовольствие, как раньше!» Признать, что нужно что-то другое, — это не предательство.

Владимир морщится, будто в чае попалась совершенно неспелая малина, хуже красной смородины. Но, помявшись, бормочет:

— Мне ведь и офисная работа нравится: бумажек много, но и своих исследований достаточно. А захочется лесной романтики, так возьму жену и дочку, съездим на природу…

— Вот именно! — с нажимом кивает Лютый. И вторая чаша весов уверенно опускается.

Владимир, поведя плечами, сбрасывает каменную тревогу — легко, точно шелковый платок.

— Вернусь из экспедиции — и пойду говорить с начальством. Выбью себе испытательный срок и буду смотреть на практике, что да как.

А на место тревоги