Читать книгу "Тихие дни в Перемешках - Эрленд Лу"

Да уж. Я понимаю тебя, это очень обидно.

Да.

Но почему он тебе приснился? Не знаешь?

Не-а.

И ты ничего больше о нем не знаешь?

Толком нет.

И все-таки твое бессознательное цепляется за него и воспринимает его как некую угрозу?

М-да.

Как-то странно.

Да уж.

Телеман, это даже интересно. Давай-ка в этом поковыряемся.

Ну давай.

Расскажи мне о нем побольше.

Да я не знаю ничего.

У него есть хобби?

Он коллекционер.

Да, ты говорил. Он женат?

Что?

Я спрашиваю: он женат?

Ну... не помню.

По-моему, у тебя как-то дрогнул голос.

Просто я засыпаю.

Ладно. Будем дальше спать?

Пожалуй.

Спокойной ночи.

Спокойной ночи.

Нина не в курсе, но Чарльз Саатчи женат на Найджеле Лоусон, и для Телемана большая про­блема смириться с этим, он и сам это за собой знает. Он думает о Саатчи почти так же часто, как и о Найджеле.

Стоит Телеману размечтаться о Найджеле, на­пример когда он готовит по ее рецептам, к этим приятным мыслям тут же начинают исподволь примешиваться противные мысли о Саатчи. Они не забивают полностью сладких фантазий о Най­джеле, но портят их вкус, делая все вдруг слож­ным и нечистым.

Как-то раз Телеман сидел дома на диване и ду­мал о театре, но потом мысли его перетекли на Найджелу. Он принес ноутбук, тот, которым поль­зовался почти исключительно для работы над пье­сой, и стал искать в интернете фото Найджелы. Нашел очень много, почти каждое долго и основа­тельно разглядывал. Подумывал даже сохранить парочку фото в недрах компьютера, но не рискнул. Так, перебирая фото, он и натолкнулся на сни­мок Найджелы и Саатчи в машине — видимо, ре­шил Телеман, в классическом английском такси. Он впервые увидел Найджелу и Саатчи вместе, и зрелище настолько потрясло его, что потом он еще несколько дней не мог думать о театре. Он был шокирован. Глядя на них вдвоем, Телеман внезап­но осознал, что Найджела вступила в связь с Саатчи по доброй воле, что называется, в здравом уме и твердой памяти. Она улыбалась, она была одета красиво и дорого, темные очки в лиловой оправе того же оттенка, что и шаль, накинутая поверх чер­ного платья, а рядом сидел Саатчи, он нарочно не стал придвигаться близко, чтобы, как понял Теле­ман, подчеркнуть свои права на нее. Он владеет ею на триста процентов, настолько, что ему нет нуж­ды даже прижиматься к ней. Как увидел Телеман этот снимок, так и начала в нем крепнуть нелю­бовь к Саатчи. К его богатству. К его треклятой непубличности. Что он никогда не дает интервью. И не приходит на церемонии открытия им же ор­ганизованных выставок. А это дурацкое двойное «а» в фамилии? Список его претензий к Саатчи длин­нющий.

Нина вошла в комнату, когда он еще рассматри­вал фото, и он инстинктивно выключил ноутбук.

Что такое?

Ничего.

Ты там порно балуешься?

Нет.

А чем?

Думаю о театре.

И поэтому захлопываешь ноутбук, стоит мне зайти в комнату?

Да.

Ты догадываешься, что это не может не вы­звать у меня подозрений?

Да. Но иногда посреди раздумий о театре чело­век вдруг берет и захлопывает ноутбук. Это жизнь.

Папа, что такое — противный минус один?

Бертольд, спи.

Хорошо, но что такое — противный минус один?

Минус один? Ну... не знаю. Такого не бывает, наверно.

Вот типичный папа. Ты совсем не умеешь счи­тать словами.

Наверно. А какой правильный ответ?

Правильный ответ — слово, которое придума­ли прямо перед словом «противный».

И какое это слово?

Не знаю. А знал бы, у меня был бы ответ.

Хорошо. Понятно. Спи дальше, да?

Угу. Хороших снов.

Спокойной ночи.

Иногда Телеман начинает тревожиться о своих детях. Хейди играет в теннис по семь-восемь ча­сов в день, а когда не лупит по мячику, тогда о теннисе думает. Ну примерно так же, как сам Те­леман думает о театре. С той единственной раз­ницей, что Телемана мысли о театре преследу­ют назойливо и неотступно, в них есть тоскливое и отчаянное желание показать всем этим козлам, что такое настоящая пьеса, а в мечтах Хейди нет никакого насилия. Ее мысль движется примерно так: если я сумею еще получше вытянуть запя­стье, подача станет мощнее и мяч полетит в сто­рону противника со скоростью на несколько километров в час больше. Кроме того, она думает о теннисной экипировке. И о теннисной одежде. Но в Хейдиной зацикленности на теннисе Телеман видит и определенные плюсы: если она доиграет до хорошего уровня, то буквально через несколь­ко лет все это начнет приносить деньги. И очень- очень приличные деньги. Телеман не стал бы воз­ражать, если бы Хейди свергла с пьедестала Ма­рию Шарапову, сестер Уильяме и Елену Янкович. Он бы без смущения жил на деньги Хейди, это он уже обдумал: дом на родине и дом за границей, плюс частое и долгое житье в отелях где-нибудь в Бразилии или Дубай, с бесплатным баром и не­ограниченными возможностями думать о театре.

На Бертольда в смысле денег надежд мало. Семь лет, а совершенно не от мира сего, живет в своей вселенной, ничуть не переживая, что окру­жающие не могут до него достучаться. Он все еще продолжает выдавать смешные и трогательные фра­зочки, хотя сверстники переросли это еще несколь­ко лет назад, что заставляет Нину с Телеманом не раз и не два за день обмениваться тревожными взглядами, и Телеман всерьез беспокоится, удаст­ся ли им вырастить из него жизне- и дееспособно­го индивидуума. Сабина еще малышка и неясно, в какую сторону она пойдет. Но в светлые моменты Телеману кажется, что он замечает в ней искру, внутреннее горение, которое, как знать, быть мо­жет, приведет ее когда-нибудь к театру. И при са­мом хорошем раскладе, думает Телеман, она могла бы и работать в нем, как ее отец, например.

Мы очень разные с тобой.

А почему ты стал думать об этом?

Не знаю. Наверно, в отпуске голова разгружа­ется и мысль начинает работать сама по себе.

А у тебя нет?

Нет.

Но мы с тобой разные.

Угу.

Например, у тебя толстые очки, а у меня во­обще никаких нет.

Да.

Ты любишь зубную щетку электрическую, а я простую.

Есть такое дело.

Ты все немецкое любишь, а я ненавижу. Хоро­шо, хорошо, ненавижу — это слишком сильно ска­зано, но я его не люблю. И отношусь к нему скеп­тически. Да, вот правильное слово.