Читать книгу "Рыжий доктор - Екатерина Вильмонт"

По работе он тосковал. Ему нередко снилось, что он подходит к операционному столу и вдруг роняет скальпель… Дурная примета… Он всегда ощущал что-то вроде вдохновения, подходя к столу, и чем сложнее был случай, тем больше был азарт и тем виртуознее он работал.

Нет, о работе сейчас думать нельзя, тут так хорошо, буду наслаждаться свободой, надо отпустить ситуацию… Это иной раз здорово помогает.

Захотелось есть. Он взглянул на часы. Половина третьего. Как раз время обеда. Поесть в Тель-Авиве не проблема. Он поднялся, прошел немного по бульвару и справа заметил итальянский ресторанчик. Вот и хорошо!

Там было довольно много народу, на открытой террасе мест не было. Он заглянул в зал. Там места были, но хотелось сидеть на воздухе.

Ладно, пойду дальше, авось пристроюсь где-то.

Но тут один столик на террасе освободился, и он поспешил занять его, хоть столик был еще не убран. Молоденький парнишка-официант быстренько убрал со стола и сунул ему меню на иврите. Игорь Анатольевич усмехнулся про себя и попросил меню на английском. Но парнишка принес ему меню на русском.

Набор блюд был традиционным для итальянских заведений невысокого ранга. Он заказал спагетти-болоньезе, томатный сок и кофе с мороженым. Сок подали очень быстро. Игорь Анатольевич отпил глоток. За соседним столиком сидела пара. Вальяжный мужчина, примерно его возраста, и женщина. Ее возраст определить было трудно из-за больших солнечных очков и густых каштановых прядей, падавших на лицо. Кого-то она ему напоминала. Но вот женщина сняла очки. Нет, я ее не знаю, но она похожа на Анюту, одноклассницу, в которую я был влюблен классе в девятом. Смешная была девчонка, хорошенькая и веселая, но на меня внимания не обращала. Эта женщина за соседним столиком тоже хорошенькая, но совсем не веселая. Выражение лица недовольное, пожалуй, даже обиженное. Он прислушался. Они говорили по-французски. Тоже олим хадашим. Он уже знал, что так называются недавние репатрианты.

Он был способен к языкам, но у него никогда не было времени, чтобы ими заняться. Английский он освоил еще в ранней юности, а больше и не надо было. Мама мечтала, что он станет переводчиком. Мама… Она умерла в тридцать семь лет от болезни сердца. И сын поклялся себе, что станет врачом. И будет спасать таких больных. Поклялся на маминой могиле, когда пришел туда один, без отца и бабушки. И он сдержал клятву, спас много жизней, а теперь…

Он посмотрел на свои руки. Они дрожали. Черт побери, как я буду есть спагетти? А впрочем, справлюсь как-нибудь. С вилкой, ножом и ложкой, как-нибудь… К тому же, никто тут на меня не смотрит. Кому интересен немолодой дядька в бейсболке, который ест спагетти? Их мало кто умеет правильно есть.

К нему вдруг подошел официант и начал что-то говорить на иврите. Игорь Анатольевич заговорил с ним по-английски. Парнишка растерялся. Но тут женщина, похожая на Анютку, пришла на помощь и сказала по-английски:

– Он говорит, что у них кончились спагетти, предлагает взять пенне с соусом болоньезе, там что-то с поставщиком…

– Пенне? – обрадовался Игорь Анатольевич, – пусть будет пенне, – улыбнулся он официанту, а заодно и женщине. – Спасибо за помощь.

– Ерунда, – без улыбки ответила она.

С пенне он справился без труда. Надо же, какая удача! Чтобы в итальянском заведении кончились спагетти… Невероятно. Невероятно, но факт! А это хороший знак! Как многие хирурги, он был суеверен. Настроение поднялось. Обед в результате доставил ему большое удовольствие. Любезная дама с мужем весь обед просидели, глядя каждый в свой телефон. Игорь Анатольевич ненавидел эту манеру. Если он видел, что кто-то из персонала его отделения пялится в телефон, то подходил и спрашивал тоном, от которого у подчиненных стыла кровь в жилах: «Что, дела уже все переделаны?» Он не орал, но лучше бы орал благим матом, или просто матом… Его боялись как огня, хотя знали, что в сущности он добрый. Пациенты его обожали, коллеги-хирурги побаивались и безмерно уважали. В его отделении не работали молоденькие медсестрички, только опытные тетки лет под пятьдесят, а вот молодые врачи мужского пола были счастливы попасть к нему в обучение.

– Игорь Анатольевич, – говорил кто-то из них, – у меня завтра замена митрального…

– Ты ж уже делал такое…

– Игорь Анатольевич…

– Хочешь, чтобы я пришел?

– Если можно… Мне спокойнее будет, пациенту семьдесят два…

– Ладно, приду, – отвечал он, если самому не предстояло завтра оперировать. И всегда держал слово, приходил.

Неужели все это в прошлом? Но сегодняшняя история со спагетти вселила в него надежду, как ни глупо это звучало. Он расплатился и пошел по бульвару куда глаза глядели. Вышел на неширокую торговую улицу. Посмотрел по навигатору и выяснил, что улица ведет к морю. Отлично! Здесь сплошь были магазины. Но ему ничего не было нужно. Он вспомнил, как липла ко всем витринам его вторая жена Зина, когда ей удалось однажды вытащить его на неделю в Прагу. В конце концов он не выдержал и сказал: «Иди дальше одна. Я не могу! Я просто погуляю. Встретимся в гостинице». Она с радостью согласилась.

Он выпил пива. Съел парек в рогличку[1], побродил по красивому, но оставившему его равнодушным городу и вернулся в гостиницу. И завалился спать. Через два года он приехал на какой-то конгресс, и город буквально восхитил его, показался удивительно уютным. Смешно, ей богу…

А до Зины была Яна, жгучая брюнетка, очень красивая. Тогда еще был жив отец. Он посмотрел на будущую невестку и сказал, покачав головой:

– Чересчур жгучая, чересчур красивая… Долго с таким типом, как ты, не выдержит.

– Почему?

– Ты весь в своей медицине, ей станет скучно…

И как в воду глядел. Она ждала чего-то другого от этого брака… Но не дождалась и уехала в Англию. Ну и бог с ней!

Какое счастье, что сейчас я свободен от брачных уз! А то приходить домой и видеть или злые, или сочувствующие глаза жены, в сущности, совсем чужой женщины…

Обе жены были совершенно чужими… Не создан я для семейной жизни и детей, слава богу, не завел, куда мне с моим-то характером. А разве у меня плохой характер? В больнице так не считали, а там и был мой дом…

Море сегодня было бурным, купаться запрещали черные флажки на спасательных вышках. Зато было множество серфингистов с парашютами. Игорь Анатольевич не знал, как они называются, но это было красиво.

Как много я в жизни не знаю…

Он медленно шел по набережной. Увидел ребят, которые довольные шли навстречу и лизали мороженое. Ему нестерпимо тоже захотелось мороженое. Он проследил взглядом, откуда ребята шли. Там было какое-то кафе. Он спустился по пандусу.

Ага, вот тут можно съесть вожделенное лакомство, сидя за столиком на песке, а можно купить что-то из стандартного стеклянного ящика и пойти вдоль набережной, облизывая мороженое, как в детстве. Так он и сделал.