Читать книгу "Любовь и головы - Надежда Корсакова"

заключается в том, чтобы отнимать жизни у других, а почему? Потому что кто-то сильно ранил его, причинил такую боль, которая сломала в нем человечность, но не сломила его дух, а сделала, жёстче, злее, сильнее и теперь все его счастье только и заключается в том, чтобы сечь головы. Спокойные глаза Виктора начали поблёскивать. А жертва? Любая жертва может примерить на себя маску палача. Из праздного любопытства, или веселья, а может потому, что до тех пор, пока ты не станешь жертвой, то не узнаешь, что на самом деле все это время в тебе сидел палач и только ждал того, чтобы вырваться наружу. В мире все взаимосвязано, принцесса и не бывает в нем палачей без жертв, а жертв без палачей. Они нужны друг другу. А ты нужна мне.

Все это время Николь внимательно слушала Виктора и наблюдала за его преображением, когда он не просто рассказывал очередную шутку, а коснулся темы, действительно ему близкой и это насторожило ее. Ведь до сих пор, после стольких недель практически ежедневного общения, она так и не смогла разобрать, кто он. Пока она пыталась развить эту мысль внутри своей головы, в то время как он увлеченно продолжал свой рассказ, на Николь внезапно обрушилась резкая и всепоглощающая тьма. Виктор давно уловил в ее взгляде отвлеченные мысли и возможно даже настороженность, поэтому усыпив своим голосом ее внимание, он воспользовался моментом и одним точным быстрым ударом по голове оглушил ее.

Проснулась Николь уже в подвале, связанная и с кляпом во рту. Голова у нее кружилась, она смутно отдавала себе отчет, что произошло и почему сейчас она чувствует себя жертвой, хотя думала, что проведет этот вечер скорее в образе пантеры. Виктор заботливо откинул каштановые локоны с ее лица, утер пару скатившихся по щекам слезинок и начал заботливо перебирать инструменты. Мало-по-малу до Николь начало доходить, что происходит, и что видимо Виктор и есть тот самый «палач», который терроризирует город уже не первый месяц. Она была так напугана, что ничего не видела перед собой и способна была только беспомощно трепыхаться на столе, да мычать. Виктор ожидал, что она окажется той еще трусихой, поэтому связал ей только руки и ноги. Он хотел по максимуму провести сегодняшний вечер, а потому больше нигде фиксировать ее не стал – ведь так интереснее.

Николь все еще пыталась осознать, как ей удалось попасть в такую элементарную ловушку, ведь она сама, по своей воле приехала к нему, никому ничего не сказав. От этой мысли ее начала бить дрожь. Она догадывалась, что он не будет держать ее в этом подвале, а просто снимет голову и уже завтрашним утром, где-то найдут ее тело. А Маркиз?! Как же Маркиз, с тоской подумала она, кто теперь позаботится о нем? Все то, что она говорила о маньяке, как храбрилась и распевалась соловьем о скоротечной юности теперь казалось ей абсурдом. Она проклинала себя и собственную глупость, судорожно ища пути побега. Виктор тем временем, казалось, не замечал ее совсем. Он медленно облачался в «рабочий» костюм, чтобы не запачкать кровью свою обычную одежду. Его движения были точные и плавные, взгляд расслабленный и отрешенный, а неясная мелодия, что он тихо мурлыкал себе под нос, наводила на Николь ужас. Временами он успокаивал ее, по-прежнему называл принцессой, а у нее из головы все не шел его монолог о палачах и жертвах. На секунду Николь подумала, что все это страшный сон, что она сейчас дома, с Маркизом и все, что ей сейчас нужно – проснуться, но у нее никак это не получалось.

Наконец все было готово, Виктор подошел к ней и нежно поцеловал заплаканное лицо. Сейчас она никак не походила на пантеру, и даже на пушистого котенка. Сейчас она была просто глупой плачущей девчонкой. Голова все еще кружилась и болела, из рассечённого виска текла кровь на ее молочный свитер, щеки щипало от слез и размазанной по ним туши, рот болел от тугого кляпа, а к горлу подкатывала тошнота от вкуса крови, ее запаха, смешанного с потом и страхом. Сейчас она была жертвой, но вид ее в этой роли так не понравился Виктору, что он решил немного привести ее в порядок. Легонько запустил пальцы в ее каштановые локоны и расправил их, стер с лица остатки туши и пригрозив отрезать ей пальцы, если она хоть пикнет, приспустил кляп. Размазанная по подбородку яркая помада выводила его из себя, а ее делала уродливой. Но вот чего он никак не мог ожидать, что Николь наплюет на его угрозы и свои пальцы и в тот момент, когда он заботливо наклонится к ней, чтобы стереть помаду, она кинется на него и выгрызет кусок щеки. Виктор взвыл от боли и неожиданности и изо всех сил попытался скинуть Николь, но она, словно пиявка, накрепко вцепилась в него зубами. Руки её были связаны спереди и, не жалея ногтей, больно выворачивая их, она вцепилась ему в горло. Наконец, превозмогая боль, Виктору удалось скинуть её и Николь, опрокинув поднос с инструментами и перелетев через стол как тряпичная кукла, упала на пол. Всюду по полу валялись ножи, скальпели и прочие инструменты. Недолго думая, она схватила пилу, валявшуюся рядом и, зажав её между связанных ног, начала пилить верёвку на руках. Виктор никак не ожидал этого всего, но сохранял самообладание и контроль. Она не успела освободиться, как он подошел к ней, грубо схватил за волосы и поволок обратно к столу.

– Лезь принцесса, иначе я поотрезаю тебе все пальцы! И кому тогда ты будешь писать свои сладкие сообщения, – усмехнулся Виктор. Волна стыда и гнева захлестнула Николь! Как она могла быть такой дурой, как могла сходить по нему с ума?! Дальше она уже ничего не соображала. Её единственная цель стала – выйти отсюда живой, а Виктору не дать выйти никогда. Когда она полезла на высокий разделочный стол, то воспользовавшись тем, что Виктор манерно стоит сзади, с силой ударила затылком ему в нос. Он отшатнулся, в глазах замельтешили белые мухи, а Николь, воспользовавшись моментом, метнулась под стол, где валялся скальпель. Наскоро разрезав верёвки на руках и ногах, она без колебаний бросилась к Виктору и примерила на себя новую роль – палача. Она наносила удар за ударом, содрогаясь от отвращения и превращая свою наивную влюблённость в кучу окровавленного мяса и тряпья.

Обессилев и изрешетив Виктора до такой степени, что его трудно было узнать,