Читать книгу "Нарисуй Италию - Татьяна Александровна Грачева"

Месяц назад с лёгкой подачи поварихи Александра Константиновна получила прозвище Ведьма. Дети не стали оспаривать случайно брошенное слово, наоборот, подхватили и прилепили намертво. Лучше заведующей и родителей они знали, что эта кличка подходит воспитательнице как нельзя лучше. Александра Константиновна не была доброй. Могла грубо схватить или толкнуть, с нескрываемым удовольствием унижала и наказывала. Дети затаились и присмирели, старались лишний раз не злить ведьму и не выделяться.

Большую часть времени воспитательница наблюдала за своими подопечными, сидя за столом, в игру не включалась и не организовывала. Зорко выискивала повод придраться и излить скопившийся яд.

В тот день ей попалась Нелли. Тихий час начался чётко по расписанию. Секунда в секунду, дети закрыли глаза и вытянулись в кроватках, как маленькие выдрессированные солдатики. Нелька развернулась лицом к кровати Серёжи и потянула его за ухо.

— Спишь?

Мальчик приоткрыл один глаз.

— Да.

— Ага, вижу, — Нелька сдвинулась к краю постели. — Давай после полдника снеговика слепим?

Серёжа засопел.

— Ведьма нас сожрёт. Она Витке за грязные варежки чуть уши не открутила. И по жопе надавала мокрыми колготками. Она злая, — подытожил он.

— Папа говорит, что она справедливая и строгая, то что нужно нам оболтусам.

Уже заканчивая предложение, Нелли увидела, что Серёжа смотрит куда-то за её спину, и вжала голову в плечи.

Александра Константиновна обошла кровать и встала в проходе.

— Тихий час для кого придуман? Для меня, что ли? Если легли спать, значит должны спать, и никаких разговоров. И сами не спите и другим мешаете, — она говорила тихо, чеканя каждое, заканчивая фразы легким присвистом. С каждым словом закипала ещё больше, шипение усиливалось. — Кузнецова, ты не в первый раз устраиваешь беседы. Ялицкого будишь. Может, ты полагаешь, что правила на тебя не распространяются?

Нелька печально вздохнула. Слово «правила» и «обязанности» точно не входило в число её любимых, зато их очень уважал папа. Видимо, протяжный вздох девочки стал последней каплей. Александра Константиновна, стянула со спинки кровати клетчатую рубашку, грубо подняла Нельку за косу и резко одним движением затянула материал поверх её губ. Кожа на щеках стянулась и запылала, будто лицо натёрли наждачкой или проделали с ним болезненную детскую забаву «крапивка».

Воспитательница склонилась над подушкой:

— Попробуй только пикнуть.

Нелька не решилась пробовать. Зажмурилась и затихла. Серёжа несколько раз окликнул её, но она не шелохнулась. Её сковал животный страх и чувство беспомощности. Слёзы текли по щекам и впитывались в рубашку, нос предательски захлюпал, добавляя влажности самодельному кляпу. Никогда ещё Нелька не чувствовала себя такой обиженной и несчастной, в горле стоял ком размером с яблоко, мешал дышать и глотать.

Александра Константиновна несколько раз вставала со стула у дверей спальни и ходила по узким проходам между кроватями. Заслышав дробные, частые, словно стук копыт, шаги, Нелька замирала, ещё плотнее зажмуривалась, всем телом ощущая бешеное биение пульса. Шаги затихали на несколько секунд, Нелли знала, чувствовала, что воспитательница смотрит на неё и мечтала исчезнуть. Ведьма её пугала, не как что-то непонятное и необъяснимое, вроде смерти, не как захватывающая дух высота разрушенной водонапорной башни, а как собака. Вполне реальная собака, которая может укусить, и уже кусала других не единожды, но впервые её.

Где-то в глубине души поселилась жгучая обида на несправедливость и парализующее чувство беспомощности.

К сожалению, кляп из рубашки оказался не худшим поступком Александры Константиновны. На следующий день Нелька пережила самое большое в жизни унижение. За обедом она выпила два стакана своего любимого компота из груши-дички. А в туалет сходить не успела, побежала в кровать одна из первых, чтоб лишний раз не разозлить Ведьму. Через час компот напомнил о себе. Сначала Нелька стойко держалась, кривилась, прижимая скомканное одеяло к животу, но молчала. Очень уж ярко перед глазами стояло воспоминание о клетчатой рубашке, промокшей от её слёз. Когда терпеть стало невмоготу, она спустила ноги на пол и наклонилась в поисках босоножки. Из дальнего конца комнаты к ней направилась Александра Константиновна, грубо толкнула Нельку в плечо, заставляя вернуться в постель.

— Опять, Кузнецова. Легла в кровать сейчас же.

— Я хочу в туалет.

— После тихого часа сходишь.

Александра Константиновна нависла над кроватью, не давая подняться.

— Я сейчас хочу, — пробормотала Нелли, но не шелохнулась.

— Терпи.

Нелли терпела, но недолго. Почувствовав, как под ней расползается тёплая лужа, задрожала от ужаса и одновременно облегчения. Боль отпустила, но пришло осознание, что она сделала что-то ужасно постыдное, нехорошее. Нелька лежала, боясь пошевелиться, чтоб никто не заметил её позор. И надо же было такому случиться, что в этот раз заснула, хотя давно уже привыкла бодрствовать в тихий час. Проснулась от того, что спине и ногам стало холодно, открыла глаза и тут же увидела Александру Константиновну.

Ведьма стояла рядом и держала в руках её мокрое одеяло. Скинув, остатки сна, Нелли услышала сначала разрозненные смешки, и увидела лица ребят, обращённые в её сторону. Выдрессированные Ведьмой, смеяться открыто и громко без её разрешения они опасались.

Александра Константиновна взяла Нелли за руку, резко подняла.

— Вы только посмотрите, что учудила Кузнецова. Это ж надо так опозориться. В шесть лет положено ходить в туалет, видимо, придётся купить специально для неё подгузник или стелить клеёнку. — Она громко хмыкнула, давая отмашку для рвавшегося наружу смеха. Ребята перестали сдерживаться и рассмеялись, кто-то громко и нарочно наигранно, кто-то тихо, а Серёжа едва не разревелся сам.

Если бы в тот момент Нелли могла выпрыгнуть из окна, она бы так и поступила, лишь бы не чувствовать жалящих взглядов. В глазах поплыло от слёз, лиц она не видела, только слышала, что над ней смеются и обзывают «сыкухой».

Александра Константиновна сгребла с кровати мокрое бельё и вручила Нельке.

— Неси в душевую.

Нелька не шелохнулась, вцепилась во влажный ком и замотала головой.

Ведьма толкнула её в сторону дверей.

— Неси.

Пришлось идти через всю спальню с мокрыми пятном, расплывшимся по пижаме до самых лопаток. В спину летели кусачие смешки и новое обидное прозвище. В тот день Нелька испытала унижение, породившее другое сильное чувство — ненависть. Раньше она ненавидела только молочные пенки и субботнюю генеральную уборку, а оказалось, можно ненавидеть человека. Ненавидеть до потемнения в глазах и одновременно бояться. В ней навсегда поселился страх снова быть униженной.

До вечера она была неразговорчивой, даже дома витала в облаках. На предложение сестры поиграть в домино не отреагировала, хотя обычно сама была инициатором этого развлечения. Надя не стала приставать к Нельке, ушла на кухню, помогать маме с ужином.