Читать книгу "Такси для ангела - Виктория Платова"

— А кто это — Никас Супрунов?

— Художник, деревня! — Дарья смерила меняпрезрительным взглядом. — Берет пятьдесят тысяч за холст. В баксах, междупрочим. А какой сексапил — просто фантастика!… Отдалась бы ему прямо на биде!

Редакция “Роад Муви” находилась в самом концепатриархального Кривоколенного и занимала двухэтажный особняк, украшенныйколоннами. Площадка перед особняком была заставлена дорогими иномарками, изчего я сделала вывод, что дела у концептуального издания идут неплохо.

Мы поднялись на второй этаж, и Дарья приветливо распахнулапередо мной дверь с табличкой “Гамбургский петух”.

— Я к главному, ненадолго. А это тебе, чтобы нескучать.

И, сунув мне внушительную стопку “Роад Муви”, она пулейвылетела из комнаты.

Глянцевые знаменитости обоих полов — все, как один, холеные,загорелые, оскалившие в снисходительной улыбке идеально ровные зубы (уж не самли господь бог снабжает запасными челюстями своих любимцев?); глянцевыезнаменитости — мне не было никакого дела ни до них самих, ни до их верныхвозлюбленных и верных татуировок, ни до их обожаемых устриц и обожаемых ботинокв стиле “унисекс”.

Дарья — совсем другое дело. Дарья — моя лучшая подруга.Соратница и наперсница, с которой прожито пять незабываемых лет в общагеунивера. Пять лет — со всеми нашими мальчиками, абортами и волнистымпопугайчиком Кешей, которого Дарья научила одной-единственной, носакраментальной фразе: “Девки, выпьем!"

…Долго рыться в помойке под флагом “Роад Муви” не пришлось:первый же номер явил мне “Гамбургского петуха” и его подведомственнуюкурицу-несушку Д. Валикову.

"Д. Валикова”, очевидно, и была Дарьей, хотя я знала еекак Ставицкую, а потом — как Улюкаеву-Гессен. Как и положено сотрудницепродвинутого журнала, Дашка обмирала от Умберто Эко, хлопалась в обморок отодного упоминания о Саше Соколове и к месту и не к месту клялась святыми мощамивседержителя Набокова. К прочей мелкокалиберной шушере она относилась спрохладцей и так и норовила подлить в бочку меда даже не ложку дегтя, а ложкукасторки. От этого ее заметки выглядели несколько странно и общий их пафоссводился к следующему: “Хотя если быть до конца принципиальными, то невозможноне указать и на проколы. NN, конечно, писатель любопытный, но, по-моему, емужена изменяет. И вообще у него простатит, а дед его находился на оккупированнойтерритории”.

Но в целом Дашкины пасквили были прехорошенькими и добезобразия походили на саму Дашку — такие же веселые, циничные и саблезубые.Она была просто создана для спецопераций по отстрелу зазевавшихся беллетристов.

Мне же в лучшем случае остается только нашивать ей на рукавазнаки отличия. И щипать корпию. А всему виной мой аналитический тугоплавкий ум,пригодный разве что на философские трактаты: не ко времени, ох не ко времени яего выпестовала! Да еще Бывший со своей заджипованной клячей!..

Из раздумий о невыносимой легкости бытия меня вывел голосДарьи. Она стояла, ухватившись за ручку двери, и с кем-то сладострастногрызлась.

— Как же вы меня достали с вашей Канунниковой! — сяростью в голосе вопила она. — Может быть, вообще переименуем журнал, разуж она в каждом номере восседает? Так и назовем — “Аглая: призрак ночи”. Илинет — “Аглая: симфония ужаса”.

За дверью кто-то осуждающе забубнил. Несколько секунд Дарьямолчала, но потом ее голос вновь взвился до апокалиптических высот:

— Не буду я давать рецензию, не буду!!! Пускай “Спутникбиблиофила” дает. Он всем дает. И как только триппер до сих пор не подхватил,удивляюсь!

Закончив свою бурную речь этим венерологическим пассажем,Дарья ввалилась в комнату и так хлопнула дверью, что у меня из рук вывалиласьвся стопка “Роад Муви”.

— Неприятности? — Я сочувственно покачала головой.

— Творческие разногласия. Не обращай внимания…

— А кто такая Канунникова?

Дарья, до этого бегавшая по комнате, остановилась как громомпораженная:

— Ты не знаешь, кто такая Канунникова?!

— Нет.

— Ты меня разыгрываешь.

— Да нет же.

Все последующее показалось мне дурным сном. Дашка,надменная, циничная Дашка, повалилась передо мной на колени и приняласьисступленно бить поклоны. И так же исступленно креститься:

— Господи! Благодарю тебя, господи"! Свершилось!Хоть кто-то о ней не знает! Хоть кто-то о ней не слышал, господи! Какоесчастье!…

На глазах у Дарьи проступили слезы благодарности. Еще разстукнувшись лбом о паркет, она попыталась ухватить мою руку и поцеловать ее.

Это было уж слишком. Я отдернула пальцы, на всякий случайотошла к окну и уже оттуда запустила в Дарью вопросом:

— Может, объяснишь мне, что происходит?

— Сначала поклянись, что ты не врешь. Что тыдействительно не знаешь, кто такая Аглая Канунникова.

— Понятия не имею.

— Поклянись.

— Хорошо. Клянусь.

Религиозный экстаз затух так же стремительно, как ивспыхнул, Дарья устроилась в кресле, выбила из пачки пухлую светло-коричневуюсигарету “Captain Black” и с наслаждением закурила.

— Я жду, — напомнила о себе я.

— “Дервиш сжигает Париж”, — с выражениемпроизнесла моя чумовая-подружка и нехорошо засмеялась. — Что такое “Дервишсжигает Париж”?

— Кич, — с готовностью произнесла я, почувствовав,как организм начинает декалитрами вырабатывать желудочный сок. —Квинтэссенция пошлости.

— А теперь представь эту самую квинтэссенцию, но вобъеме не… Сколько там было страниц у твоего бабуина?

— Восемьдесят семь.

— А теперь представь еще одно: их не восемьдесят семь,а четыреста восемьдесят семь. Четыреста восемьдесят семь страниц кича каждыечетыре месяца. Это и есть Аглая Канунникова.

— Так она писательница? — осенило меня. Дарьядернулась, как от удара током.

— Помнишь покойного Кешу?

— “Девки, выпьем”?

— Именно. Наш несчастный попугай — и тот нацарапал былучше. Жаль, подох не вовремя. А то украсил бы собой масскультуру.

— Чего ты бесишься? В стране полно авторов подобногочтива.

— Она — единственная. — В голосе Дарьи былостолько ненависти и страстной убежденности, что я даже поежилась. —Единственная, кто смог так раскрутиться. Куда ни плюнь — всюду она. Знаешь,почему я купила машину? Потому что в метро все читают только ее. Видеть этогоне могу!

— Ты меня пугаешь, — начала было я, но Дашкаперебила меня самым бесцеремонным образом:

— А теперь еще новый геморрой. Эта сволочь выпустилаочередную книжонку, которую я должна рецензировать. Редакция, видите ли, сбольшим интересом следит за творчеством Аглаи Канунниковой.