Читать книгу "Побег с Лазурного берега - Антон Леонтьев"

* * *

Леон Кречет посетил клинику всего один раз, постоял около кровати жены, склонив голову, испуганно отшатнулся, когда возникла медсестра с эмалированным корытцем, в котором лежали шприц и ампула, и спасся бегством в коридор, где долго-долго раздаривал автографы понаехавшим поклонникам своего таланта и со смехом отвечал на вопросы журналистов, словно забыв – или в самом деле забыв! – о том, что всего в нескольких метрах умирает его подключенная к аппарату искусственной почки жена.

Больше всего Светлана боялась, что скончается в день рождения Лизы, но именно так и произошло. В тот декабрьский день было пасмурно, на море вздувал бахрому волн ветер, пришедший из холодной Атлантики. Накануне лечащий врач сообщил Лизе, что финала осталось ждать недолго: день или два, от силы – неделю. Она сообщила об этом отцу, но тот попросил не отвлекать его по пустякам и удалился в ателье.

В дверь Лизиной комнаты постучали, вошел чопорный дворецкий и, протягивая ей трубку радиотелефона, сообщил:

– Мадемуазель, звонок для вас.

Ей исполнилось шестнадцать лет, но Лиза знала, что никто не будет звонить, дабы поздравить ее. Отец никогда не помнит о чужих днях рождения, а если вдруг и вспомнит, то появится под вечер с бархатной коробочкой, в которой лежит драгоценная подвеска или браслет. Как будто подарком можно купить любовь дочери! Значит, этот звонок...

– Мадемуазель Кречет? – услышала Лиза голос главного врача клиники и сразу поняла, что не ошиблась в своих предположениях. – Увы, я вынужден сообщить вам печальную весть. Десять минут назад мадам Кречет скончалась. Примите мои самые искренние...

Лиза не знала, что делать. Кричать? Плакать? Биться в истерике? Какое-то время она сидела на кровати, затем подошла к большому стрельчатому окну, выходившему в сад. Отец! Она должна сообщить ему!

Она бросилась из комнаты, чуть не сбила с ног горничную, которая несла стопку белья, по лестнице скатилась вниз, на первый этаж, пересекла нескончаемую анфиладу комнат и вылетела в сад.

Девушка направилась к ателье, твердо зная, что отец будет недоволен. Еще бы, ведь она отвлекает его от работы! Но сейчас она не может соблюдать глупые правила дворцового этикета, введенные отцом для того, чтобы тешить собственное непомерное самолюбие.

Лиза подошла к стеклянной стене ателье и замерла. Ее глазам предстала такая картина – на большом деревянном столе, меж эскизов, мольбертов и тюбиков с краской, лежала абсолютно нагая рыжеволосая девица, и над валькирией склонился, уестествляя ее, Леон Кречет.

Несколько показавшихся необычайно долгими секунд Лиза наблюдала за этим животным сексом. До нее донесся тонкий, визгливый голос отца и раскатистые стоны девицы. Щеки Лизы запылали, но не от стыда, а от гнева. Ворваться в ателье? Вышвырнуть девицу вон? Накричать на отца? Но что это даст? Он ведь – гений, а значит, не подвластен правилам, по которым живут обычные, такие, как она сама, люди.

Девушка развернулась и отправилась прочь. Через сорок минут она была в клинике – облаченная в черное платье, перчатки и с маленькой черной сумочкой на длинном ремешке.

Светлана, лежавшая на кровати, выглядела умиротворенной. Боль отступила, отчаяние исчезло, невзгоды прошли. Лиза поцеловала маму в прохладный лоб и поняла, что ее детство бесповоротно закончилось.

* * *

Вернувшись в замок, она узнала, что отец в сопровождении свиты укатил в Рим. Связаться с ним Лиза смогла только поздно вечером, разыскав его в отеле. Из трубки слышались глупый женский хохот и «выстрелы» откупориваемого шампанского.

– Мама умерла, – коротко сообщила отцу Лиза.

Кречет, подумав, ответил:

– Я сейчас очень занят, у меня несколько чрезвычайно важных потенциальных покупателей из Штатов. Я ведь знаю, на тебя можно положиться. Так что займись похоронами. Я вернусь послезавтра.

Только много позже Лиза поняла – отец никогда не любил по-настоящему ни маму, ни ее саму. Иначе разве он поручил бы шестнадцатилетней дочери подготавливать траурную церемонию!

В ту субботу, когда на одном из бертранских кладбищ хоронили Светлану Кречет, моросил дождь и дул пронзительный ветер. Отец обещал прибыть к одиннадцати, но его не было ни в половине двенадцатого, ни в двенадцать. Лиза, заметив смущение на лице православного священника, прибывшего из Парижа, разрешила начать отпевание.

Леон Кречет заявился в тот момент, когда рабочие осторожно спустили гроб в могилу. Отец был в сопровождении своей свиты и держал под руку ту же рыжеволосую девицу, с которой занимался сексом в ателье в день смерти Светланы. Постояв на краю могилы, он вытащил из кармана длиннополого черного пальто примятую белую розу и бросил ее на крышку гроба.

– А теперь поминки! – раздался голос кого-то из его прихлебателей. – Мэтр, для нас заказан кабинет в «Крылатом льве», самом эксклюзивном ресторане Бертрана!

Девица захлопала в ладоши и завопила:

– Ах, «Крылатый лев», я там еще ни разу не была! А правда, что там регулярно бывают Элизабет Тейлор и Ричард Бартон? Лео, малыш, поедем-ка быстрее, а то я уже замерзла на чертовом ветру!

Шумная гоп-компания удалилась, и Лиза осталась одна около могилы. Она мысленно попрощалась с мамой и, когда первые комья земли упали с лопат рабочих на темно-красную полированную крышку гроба, пошла прочь с кладбища, оставляя на нем то самое дорогое, что было у нее в жизни.

Лиза не могла поверить, что в день похорон мамы отец покинет замок и отправится развлекаться. Видимо, таким образом он пытался справиться с охватившим его безмерным горем – во всяком случае, эти слова вынес в заголовок один из глянцевых журналов.

Смерть жены, казалось, совершенно не затронула Леона. Он продолжал творить в ателье, причем очень часто в обществе рыжеволосой бесстыдницы, которая ни на шаг не отходила от овдовевшего художника. Праздник следовал за праздником, вернисаж за вернисажем. О том, как отец проводит время, Лиза узнавала из светских новостей.

* * *

Так прошло восемь месяцев.

За день до открытия Большой регаты, традиционно стартовавшей в первые дни августа, Леон вызвал к себе дочь. Дворецкий передал Лизе, что отец желает ее видеть. Она проследовала в ателье. Вошла, окинула взглядом просторное помещение. Картины с изображением мамы давно исчезли – они были проданы с аукционов и нашли пристанище в галереях и частных коллекциях. Их место заняли изображения Анабеллы, той самой красноволосой ведьмочки, с которой Леон Кречет появлялся теперь в обществе.

Отец в задумчивости стоял около только что законченного полотна. На нем тоже была изображена нагая Анабелла, сидящая в бесстыдной позе на столе, – рыжие волосы, красные губы, хищные бордовые ногти, а из одежды – ожерелье из квадратных изумрудов, которые отец когда-то подарил маме в качестве знака вечной любви.

– Вижу, тебе тоже нравится, – произнес самодовольно Леон Кречет, завидев дочь. – Это мой самый гениальный шедевр!