Читать книгу "Спящее золото. Дракон судьбы - Елизавета Дворецкая"

Вильмунд ярл, стоявший рядом с Ингвильдой, незаметно взял ее руку и сжал, чувствуя, что она робеет и нуждается в поддержке. Ни вчера на пиру, ни сегодня им не удавалось как следует поговорить и приходилось ограничиваться дружескими взглядами. Но Вильмунд и этим был доволен: походив на собственном корабле и выиграв несколько битв с уладами, он набрался уверенности и теперь смотрел на Ингвильду со снисходительностью взрослого мужчины, уже не помня о том, что она старше его на целый год. Но она была по-прежнему красива, его влекло к ней, и он надеялся вызвать в ней удивление и восхищение рассказами о своих походах и подарками. Всем известно, что женщин привлекают слава и добыча, а у него теперь имелось и то и другое. Подарки, которые он приготовил Ингвильде, вызвали бы зависть у самой кюны Даллы, и Вильмунд втайне гордился тем, что его любимая будет наряжена богаче жены отца.

О Хродмаре он предпочел не вспоминать: знакомство с рябым фьяллем оставило неприятный осадок на дне души, но он не знал, что Ингвильда помолвлена с его соперником, и считал, что это недоразумение осталось в прошлом.

Квитты пели хвалу Однорукому Асу, к Сиггейру подвели коня с золоченой уздечкой. Положив руку на лоб животного, Сиггейр лишь чуть-чуть погладил его, и конь замер, как изваяние. Тогда колдун одним сильным ударом зубчатого волчьего ножа перерезал ему горло и ловко отскочил, так что падающее животное не задело его, а лишь обрызгало кровью. Народ на площадке и склонах пригорков ликующе закричал – дымящиеся потоки жертвенной крови заливали священный камень, боги будут довольны жертвой. Кюна Далла и ее мать Йорунн собирали кровь в большие позолоченные чаши.

– Я хочу просить совета у Волчьего Камня, – сказал Стюрмир конунг Сиггейру. – Скажи, достаточно ли этой жертвы, чтобы Однорукий дал мне ответ?

– О чем ты хочешь спросить? – Сиггейр уколол конунга острым взглядом.

Стюрмир никому не уступал твердостью духа, но теперь отвел глаза – смотреть в глаза Сиггейру было страшно, как в саму бездну Нифльхейма*.

– Боги посылают мне войну. Племя Тора* идет на нас и хочет гибели квиттам. Я должен узнать, велит ли нам Тюр идти в эти битвы или его совет будет иным?

Стюрмир мало сомневался в ответе – не было еще такого случая, чтобы бог войны удерживал свое племя от испытаний красного щита[2]. Но Сиггейр молча кивнул, отошел к Камню и сложил руки возле рта, словно чашу. Вся огромная толпа затихла, и колдун негромко запел ровным, унылым голосом, глядя на Камень в упор, словно хотел проникнуть взглядом внутрь:

К тебе мы взываем,

воин могучий,

Волка смиритель!

Зовем мы в раздумье,

зовем мы в сомненье,

квиттам ответь!

На жертву ответь

добрым советом,

Одина* сын:

поднять ли щиты нам

багряные смело

на Тора сынов?

Дадут ли победу

посланницы Одина

племени Тюра?

Или убийца

родичей Волка

их склонит к себе?

Опустив обе руки в жертвенную кровь, Сиггейр начертил на белом камне руну «ансу» – руну Совета – и прижался лбом к голове каменного волка. Все затаили дыхание, стало тихо, как будто здесь не было ни одного человека. И все, от Стюрмира конунга до самых дальних рядов толпы, услышали низкий ровный голос, нечеловечески спокойный, исходящий из самого Камня:

В вихре сражений

Тюра и Тора

жребии Один

смертных вершит.

Коль будет не с вами —

взор мой предвидит

войска разгром

и гибель вождей.

Голос Камня умолк, но никто не решался заговорить. Пророчество оказалось зловещим; Стюрмир конунг побледнел, Фрейвид украдкой вытер рукавом вспотевший лоб, и даже шумные Лейринги стояли, не смея подать голос.

Сиггейр поднялся на ноги, и на лбу его виднелся размазанный кровавый отпечаток.

– Как нам понять ответ Камня? – стараясь держать себя в руках, спросил Стюрмир конунг.

При всем его самообладании Стрюмиру было трудно справиться с дрожью: никогда прежде Камень не обещал ему поражения еще до начала похода.

– Пророчество понять нетрудно, – ответил жрец, и глаза его смотрели мимо конунга, как будто уже видели будущее. – Тебе не стоит воевать с фьяллями в одиночку. Тор – достойный противник даже для Смирителя Волка. В битве асов победит тот, кто заручится поддержкой самого Одина. А для этого нужно отправить людей к конунгу слэттов. Племя Одина будет наилучшим союзником. Может быть, тебе стоит поехать самому.

Стюрмир конунг вздохнул с облегчением. Условие победы – привлечь слэттов в качестве союзников – не казалось таким уж трудным.

Вслед за ним и остальные перевели дух, стали переговариваться. На площадку святилища повели быков, Сиггейр снова принялся колоть жертвенных животных. Скоро потоки дымящейся темной крови залили весь Камень, и на нем уже не видна была начертанная жрецом руна.

Весь день собравшиеся на тинг пировали в святилище, поедая мясо жертвенных животных, Сиггейр пел сказания о доблести Тюра. Уже темнело, когда конунг и его приближенные вернулись из Тюрсхейма. Люди разошлись по усадьбам и землянкам, чтобы немного передохнуть перед вечерними пирами. Каждый из хозяев на Остром мысу стремился устроить пир побогаче, каждый звал к себе гостей. Конунг пировал сегодня у Лейрингов, а завтра его будет принимать Адильс хёльд из усадьбы Железный Пирог, стоявшей чуть дальше от моря.

Ингвильда умывалась, Бломма готовила ей новую одежду для пира вместо забрызганной кровью, в которой она была в Тюрсхейме. Зная, конечно, освящающую силу жертвенной крови, Ингвильда все же с трудом переносила этот обряд – ее мутило от сладковатого запаха и липких пятен на руках и на лице. Она усердно протирала мокрыми пальцами волосы, стараясь смыть темные пятнышки.

– Ты еще не одета, дочь моя? – едва расслышала она за плеском воды голос отца.

Отняв мокрые ладони от лица, Ингвильда увидела Фрейвида. Он стоял возле занавеси, а из-за спины его поблескивало несколько любопытных взглядов. Хёвдинг шагнул в закуток и отпустил за собой занавес, чтобы хирдманы не слишком пялили глаза на его дочь в одной рубашке.

– Одевайся получше, – сказал он, присев на край лежанки. Другого сиденья здесь не было, ворох цветной одежды был навален прямо поверх одеяла, и Фрейвид сел осторожно, чтобы ничего не помять. – Я дам тебе еще одно украшение.

Хёвдинг вынул из-за пазухи небольшой сверток в платке.

У Ингвильды дрогнуло сердце – она сразу догадалась, что там. Не желая показывать отцу смущения и тревоги, она схватила полотенце и принялась вытирать лицо и шею.

Фрейвид развернул платок, и Бломма ахнула. Фрейвид еще никому в доме не показывал своей последней добычи, даже фру Альмвейг, а Бломма и вообразить не могла такое сокровище, какое держал в руке хёвдинг.