Читать книгу "Утоли моя печали - Сергей Алексеев"

– Что именно слышать? – поторопил Бурцев.

– Утверждения… Допустим, что у нас в стране созданы все предпосылки для установления матриархата как нового вида власти. И это единственный способ удержать человечество от безумия и хаоса, от жестокости, цинизма и безверия, от войны всех против всех. Якобы возникает мощный диссонанс между личностью и властью. Личность с младенчества и до совершеннолетия формируется женщиной, сначала матерью, потом детский сад и школа, где в основном работают женщины, в институтах тоже… И наконец, появляется жена, которую первые семь лет еще любят и потому подвергаются влиянию… Закладывается определенный вид психики, мироощущения, и возникает конфликт уже не между полами, к чему мы привыкли, а мужчин с патриархальной властью.

– И тебе это не понравилось? Ты же яркая представительница матриархата…

– При чем здесь я? – посуровела Фемида. – Человек в здравом уме может высказывать подобные мысли? Тем более делать такие выводы? Мало того, он написал в отчете, что в России существует заговор сторонников матриархата и что эта… партия не партия, не знаю, скоро охватит весь мир и легко придет к власти Потому что скоро прозвучит откровение.

– И вы за это посадили сотрудника на инвалидность? Признали душевнобольным?

– Кто его садил?.. На инвалидность его отправили по другой причине. Кто-то его там поймал – говорит, что женщины! – и, по сути, кастрировали. Но способом, прямо сказать, изуверским, без всяких следов насилия: привязали между деревьев и посадили на кусок льда. В результате он утратил… все функции.

– И ты теперь хочешь отправить меня вслед за ним? – засмеялся Сергей, но Фемиде было не до веселья.

– Хочу предупредить тебя! Возможно, встретишь своих знакомых. Почему называют твою фамилию?.. Посмотри вот. – Она протянула ему письмо. – Может, почерк узнаешь?

– И ты подозреваешь, что это Ксения? Думаешь, она прислала живую воду? Заинтриговала, чтобы вызвать к себе?

– Меня это не интересует! – жестко и все еще ревниво произнесла Фемида. Я хочу проверить информацию, это задание Генерального. На, читай письмо.

Бурцев отвернулся и вздохнул.

– Не хочу возвращаться туда, где было хорошо, – устало проговорил он.

– Это ты о чем?

– Да все о том же, – отмахнулся Сергей, – о материях…

Фемида решила отработать назад и сделать заход с другой стороны, он знал ее тактику вдоль и поперек.

– Мы много наделали ошибок, и ты, и я… Но дело прошлое, теперь уж ничего не вернуть. Да и в душе-то ничего не осталось. Память – это же не любовь, правда? Всего лишь память… Ну вот опять свела жизнь, так давай без обид и воспоминаний. Деловое сотрудничество. Ты же специалист! Занимался делами по ритуальным убийствам, блестяще делал сложнейшие экспертизы… Я же помню! Вероятно, потому и назвали тебя в письме…

– Спасибо за комплименты! – перешел Бурцев в наступление. – Было, не скрою, даже премию давали. Да все быльем поросло.

– Я не о том. Хочу сказать, это же естественно, что автор письма доверяет только тебе…

– А я о том! – загорячился он и ощутил загрудинное жжение. – Мне не дали довести до конца ни одного дела! Ни по ритуальным убийствам, ни по косточкам и черепам! Ни одного! Потому что я всякий раз входил в запретную для закона зону! А помнишь, кто не давал?..

– Хочешь сказать – я?! Я в этом виновата? Это я определяю запретные для закона зоны?!

Наденька вскочила со стула и стремительно вышла в приемную: освобождение от боли как бы одновременно освободило ее и от царственной походки.

Назад вернулась через минуту – верно, что-то сказала секретарю.

– Я подумал, ты за наручниками, – пошутил Бурцев и встал. – Значит, я свободен?

– Идите, Бурцев! – бросила Фемида, словно зимний ветер горсть колкого снега, глядя в сторону.

– Ого! – сказал он с порога. – Мы уже на вы? Секретарь в приемной вскочил и услужливо склонился – подслушивал, что ли, старый стервец?..

2

Не прошло и суток после этой случайной встречи с Фемидой, как Бурцева срочно потребовал Генеральный. Это был плохой звонок, неприятный сигнал опасности…

Когда-то давно, в студенчестве, случайный знакомый, величайший и мудрый пошляк, научил Бурцева, как не влюбляться с первого взгляда и как не бояться самого высокого начальника. Способ был чисто умозрительный: следовало представить себе, как вскружившая голову девица или свирепый руководитель сидит утром на унитазе и, краснея, пыжится от напряжения. Бурцеву это средство не однажды помогало…

Фемида уже все устроила и доложила о субъективном взгляде Бурцева на проблему царских костей. Генеральному такие вольные рассуждения не понравились, и хотя об этом впрямую сказано не было, однако намек прозвучал довольно выразительно. Если, мол, тебя не подпускают к делу, то это вовсе не значит, что все, кто им занимается, круглые дураки и ничего не соображают в политических играх, в частности и вокруг останков семьи Романовых. Таким образом он как бы выдал свою причастность к афере вокруг костей и в общем-то был ею недоволен, поскольку мог оказаться крайним: на прокуратуру потом свалят всю вину, дескать, вы устанавливали подлинность, вы проводили экспертизы, вы теперь и отвечайте. И потому, как человек дальновидный и хитрый, рассчитывал подстраховаться, втайне от инициаторов авантюры проверяя всякую информацию относительно захоронения узников Ипатьевского дома: предупреждение о полной конфиденциальности разговора и предстоящей прокурорской проверке последовало сразу же, как только Сергей перешагнул порог кабинета Генерального. Никаких отказов он не принимал, ссылку на то, что Бурцев вот уже год стоит в очереди на судейское место и собирается расстаться с прокуратурой в ближайшем месяце, пропустил мимо ушей.

Подмывало высказать свои старые обиды, когда у Бурцева отнимали, а потом разваливали перспективные уголовные дела, но сейчас это могло выглядеть как торговля, и к тому же Генеральный сидел на этом месте Третий год и за своих предшественников не отвечал. Словом, предстояло, не откладывая, найти какое-нибудь заделье, например проконтролировать ход следствия по делам, стоящим на учете в Генпрокуратуре, и выехать в поселок Усть-Маега, расположенный где-то на Валдайской возвышенности, в Рипейских горах, как называлось это место в древности. И там, на месте, проверить сообщение некоего гражданина Тропинина, якобы владеющего документальными свидетельствами об истинном месте захоронения расстрелянной царской семьи. Флакон из-под шампуня был якобы наполнен из святого источника, который течет где-то рядом с могилой.

Эта информация взволновала Сергея и заставила отказаться от мысли, с которой он пришел к Генеральному, – не ехать в командировку под любым предлогом. Он пожалел, что не прочитал письма еще вчера, в кабинете Фемиды. Ведь давала же, в руки толкала!..

На это письмо, адресованное лично Генеральному, впрочем, как и на бутылку с живой водой, не обратили бы внимания, – мало ли полоумных чудаков? – если бы не называлась фамилия Бурцева, а в конверте не оказалась бы фотография записки, выполненной на полоске бересты. Текст ее был выдавлен чем-то вроде тупого шила, но самое интересное – буквы напоминали древнерусское полууставное письмо: «Христос воскресе, брат Апполинарий. Побывал я ныне в Заозерной пустыни, поклонился августейшим мощам и молился у камня трое суток, и благодать получил, о чем и свидетельствую перед Господом. Спешу теперь к сестрам пореченским, поведу к святому месту, к мощам чудотворным, в Палестину нашу, инно ведь изверились, сироты, на скитальцев обижаются и дурнословят, а сами и не ведают Божественной Благодати!.. У скитальцев худо дело, живых токмо четверо и осталось, в страстную неделю старший Орефий преставился, а младший болеет, не встает, иссох весь, да ведь уж отвековал свое, сто девятый год пошел. Отправь к ним кого помоложе, из саватеевских возьми или костоправских, других не примут. Ржи они не посеяли, боятся антихристовых аэропланов, прилетал один в прошлом году на Троицу, кружил, высматривал. Так что пошли им до ледостава муки, соли да патронов винтовочных, инно не перезимуют. Благословляю тебя, брат, Апостолом старого письма, а за Поучения старцев спаси Христос».