Читать книгу "Золотая струна для улитки - Лариса Райт"

– Откуда у тебя? – Андреа бережно перекладывает струну на свою ладошку.

– Поменялся с одним парнем, который был на его концерте в 1986-м.

– А она настоящая? – сомневается девушка.

– Настоящая! – обижается Дим и пытается забрать реликвию. Андреа не отдает, рассматривает струну и старается не дышать. Вдруг она исчезнет, растворится…

Где она теперь, эта струна? Андреа смотрит на часы над головой Карловича и поспешно поднимается с кресла.

– Увидимся в четверг, – она натянуто улыбается.

– Конечно, душечка, конечно.

Психолог расстроен. Добыча в очередной раз ускользнула. Аллочка так просила помочь, узнать, что случилось. Нет, он бы не стал ей потом рассказывать. Конечно, нет. Как можно? Но если бы эта полоумная поделилась с ним, то, может, потом и подругам в жилетку поплакалась бы. Но ничего, ничего не получается. Не баба, а кремень!

5

– Не баба, а кремень! – Прораб провожает хозяйку восхищенным взглядом. – Нет, ты слышал?! «Переделать, и точка!» Сколько же можно переделывать-то? Мы так точно в срок не успеем.

Марат не реагирует. Прораб не спеша заходит в комнату.

– Ну, давай, давай посмотрим, что ты тут наваял. Ох-ре-неть, твою мать!

Лицо прораба вытягивается, рот извергает проклятия, глаза пылают. Вот ведь бес попутал взять этого чурку! Ни черта делать не умеет, уже третий объект, а все та же фигня. Да, тогда другого выхода не было. Сашок угодил на пятнадцать суток, потом на него еще какую-то байду накопали, короче, что называется, окончательно выбыл из строя. А на носу малярка. И что было, скажите, делать прорабу? За руль – и на Ярославку. Что за дурацкая мысль была искать морду поинтеллигентней?! Ну, понятно, боялся, хозяева пронюхают, что маляр с улицы. Хотел себя обезопасить, а что получил? Молчать-то этот чудак молчит, но работает – хуже некуда. Дай обезьяне кисточку, она и то лучше покрасит. Ведь зарекался же, обещал сам себе выгнать в шею после первого же объекта, а все жалко. А может, не жалко, а страшно. Этот как зыркнет своими колючими глазами, аж дрожь берет. И потом, где опять маляра искать? Опять ведь на Ярославке. Нет, от добра добра не ищут. Что верно, то верно. Придется еще потерпеть чуток. Все-таки за три месяца прогресс обозначился. Уже шпатлевку для заделки стыков с той, что для трещин, не перепутает. Но на рынок все равно без подробного списка отправлять нельзя, привезет ерунду, а потом расхлебывай. Вот и сейчас. Прораб продолжал материться, разглядывая пятна на свежеокрашенных стенах.

– Ты меня… в гроб загонишь… Какого… я тебя спрашиваю здесь происходит?! Что это… такое?!

Марат и сам не понимает. Спокойно подходит к мешку шпатлевки, читает инструкцию, пожимает плечами.

– Все, как вы говорили. «Фракция наполнителя 100 микрон, мельчайшие зерна, пластичная основа для гладкой поверхности». Да вы же сами видели, все идеально было.

– Было, – бурчит прораб. – Было да сплыло все. Что ты мне шпатлевку суешь, ты краску давай. Что на банке написано? Какой пэаш, какая паропроницаемость?

Марат слышал про важность пэаш в детских шампунях и в женской косметике, но краска-то тут при чем? Он послушно берет пластиковую банку и дотошно изучает инструкцию. Надо же, действительно пишут пэаш, и загадочная паропроницаемость тоже указана.

– Вот, – показывает он нужные данные, – пэаш смеси – 12,3, коэффициент паропроницаемости 97 DIN 52615.

– Вот… – передразнивает прораб. – Идиот! У тебя тут не только пятна пойдут, ща ваще все отслоится к едрене фене. Одна радость – смывать не придется. Ты как краску покупал, придурок?

– По цвету. – Марат еле сдерживается, чтобы не сорваться. Но надо терпеть. Терпеть во что бы то ни стало. Иначе все пойдет насмарку.

– По цвету? – Брови шефа ползут вверх, и он заходится в раскатистом, громоподобном смехе. – По цвету… Ну, уморил, твою мать! Ладно, чего уж там. Я сам виноват, не растолковал, как надо. Но, думаю, ты маляр. Маляра среди ночи разбуди, он тебе без запинки отрапортует, по каким критериям краску к шпатлевке подбирать. Так-то. А ты у нас кто?

Марат – студент. То есть был им пятнадцать лет назад. Марийка – тоже студентка-балеринка. Легкая, воздушная, прозрачная. Она ездила поступать в училище – не взяли. Почему не взяли? Она же лучше всех танцует. Марату обидно, а ей хоть бы что. Учится себе на педагога и в ус не дует. Подумаешь, будет выделывать па не на сцене, а в классе. Какая разница? Главное – танцевать.

– Я стану известным дирижером, и тебе откроются все театры мира! – Марат говорит серьезно, основательно. Он уверен в успехе. Марийка счастливо смеется, потягивается и устраивается поудобнее у него под мышкой.

– Лучше укради меня, дирижер! – шепчет она.

– Ты серьезно? – Марат приподнимается на локте, Марийка соскальзывает на подушку. – Правда хочешь этого?

– А почему нет? – Черные, чуть раскосые бусинки глаз хитро блестят. Девушка игриво накручивает на палец длинную прядь. Ей так хочется иметь кудряшки. Так, чтобы они подпрыгивали при каждом фуэте, чтобы склонялись в реверансах, пружинили на поддержках и еще чтобы они были яркие, рыжие, огненные. А у нее – идеально гладкие темные волосы, как у большинства киргизок. Марийка кокетливо улыбается юноше, но он не разделяет ее игры. Хмурится, думает, переживает.

– Зачем тебе этот пережиток прошлого?

– Пережиток прошлого? Вовсе нет. Невест крадут сплошь и рядом. Даже в Бишкеке.

– И что? Ты хочешь сказать, что цена тебе пятьсот долларов, конфеты, печенье, баран да ящик водки?

У Марийки начинает подрагивать нижняя губа, она отворачивается, и Марат тут же жалеет о своей резкости.

– Мась, ну, прости меня. Ну, ты же умная девочка, начитанная, образованная. И между нами все решено. Зачем ерундой заниматься?

Марийка надулась, бухтит:

– Просто это так романтично. Но ты разве поймешь? – Она разочарованно вздыхает, а Марат начинает кипятиться.

– Романтично?! Это для тебя, дуреха, романтично. – Марийке – всего восемнадцать, а Марату – двадцать два. Он уже кое-что понимает. – Да ты знаешь, сколько за этой романтикой сломанных судеб, исковерканных жизней, несчастных женщин?! Ты называешь романтикой настоящее варварство, понятно?

– Марат, – Марийка смущена такой горячностью, – но у нас же все по-другому. Я же буду счастливой. Я же добровольно. Это кража понарошку.

– Если ты так поступаешь, значит, поддерживаешь традицию.

– Но это действительно традиция. Красивый, древний обычай.

– Красивый, – кривится Марат. – И это говорит девушка! Как красиво заставлять, принуждать, покупать. Нашла традицию!

– Традиция, – настаивает на своем Марийка скорее из упрямства. – Кого ни возьми из знакомых, у всех бабушек украли. Да и мам у многих. А Нателла? А тетя Айжана? Все этим занимаются.