Читать книгу "Десять месяцев (не)любви - Юлия Монакова"

После школы Марик уехал поступать в Санкт-Петербург, и Илона эгоистично молилась всем богам, чтобы он провалился и вернулся в родной город. Ну, чем ему здесь не нравится?.. И университеты, и институты, и академии имеются — на любой вкус… Однако Марик поступил.

Отныне она стала видеть его лишь дважды в год — он приезжал к родителям во время зимних и летних каникул. Марик сделался совсем взрослым и каким-то… чужим. Другая причёска, другая одежда, другой взгляд, другая улыбка… он даже разговаривать стал иначе. Илона теперь ещё больше робела при встречах, хотя он по-прежнему приветливо с ней здоровался и одаривал мимолётной улыбкой.

А когда Илона училась в выпускном классе, а Марик перешёл на пятый курс, случилась трагедия: в страшной автомобильной аварии погибли оба его родителя.

Илона ужасно ждала его приезда из Питера. Ей так хотелось утешить его, обнять, сказать какие-то уместные в данной ситуации ободряющие слова, даже, может быть, поплакать с ним вместе… но ей просто не предоставили такой возможности. Марик был постоянно окружён другими людьми, соболезнующими и сочувствующими. Дальние родственники, соседи, друзья и коллеги родителей — все спешили поддержать парня в этой непростой ситуации. Марик не был похож сам на себя: бледный, осунувшийся, небритый, с синевой под глазами и резко выступившими скулами, будто повзрослевший лет на десять. Он отстранённо принимал соболезнования, но взгляд его был словно устремлён внутрь себя, Илону он просто не замечал. Может, это было и к лучшему. Что знала о настоящем горе легкомысленная шестнадцатилетняя девчонка? Какие слова утешения могла ему сказать?..

А потом он уехал.

Илона тогда подкарауливала его в подъезде с раннего утра. Дождалась, когда Марик загремит наверху ключами, возясь с дверным замком, а затем по лестнице гулко зазвучали его торопливые шаги: он спешил на вокзал.

— Марк! — окликнула она его несмело, отделившись от стены напротив почтовых ящиков. Он притормозил, сфокусировал на ней взгляд, с трудом узнавая свою маленькую глупенькую соседку… откуда-то из нереально далёкой, из самой что ни на есть прошлой жизни.

— Ты теперь не вернёшься? — без предисловий выпалила она то, что не давало ей покоя уже несколько дней. Марик понял. Горько усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

— А что меня теперь здесь держит? Кто у меня остался?

“Я”, - подумала Илона, но ничего не сказала вслух, только растерянно улыбнулась. Он взглянул на часы и спохватился:

— Извини, мне пора…

“Можно мне хотя бы на вокзал тебя проводить?” — подумала она, но опять так и не решилась произнести это вслух.

— Приезжай как-нибудь в Петербург, — напоследок вежливо пригласил её он и тоже попытался слабо улыбнуться в ответ.

“Приезжай…”

Эти слова потом много лет звучали у неё в ушах. Интересно, за чем бы она поехала? Не за ответом ли на свою открытку, которую Илона (вот дурочка!) послала ему на день рождения? Адрес выпытала у тётки Марика, которая обосновалась отныне в квартире его родителей.

И ведь написала-нажелала она ему тогда всякой банальной дежурной ерунды, типа здоровья и счастья в личной жизни… Но всё-таки долго, до нелепого долго ждала Илона ответа на ту несчастную открытку.

А вот теперь Марик вернулся в родной город в качестве доцента Громова. Он будет преподавать в том же университете, где Илона сначала училась, а ныне и сама внедряет науку в суетные головы.

Она больше не носит цветастых платьев. В ней не осталось ни грамма прежней девичьей лёгкости и беззаботности. Ей тридцать один год, она вдова (уже в самом этом слове мерещится что-то старческое и убогое), студенты считают её занудой… и всё-таки ритм глупого сердца почему-то всякий раз учащается, когда Илона слышит знакомое имя. Марик!.. Доцент Марк Александрович Громов. Он будет работать здесь. С ней вместе…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Что привело его домой? К кому он ехал — или от кого бежал? Илона в отчаянии понимала, что совершенно ничего не знает о нём, но при этом страстно желала узнать, увидеть, понять — каким он стал.

Первого сентября ей позвонила Муся. Вообще-то, конечно, не Муся, а Мария Андреевна Савицкая — секретарь филологического факультета. Но вся кафедра звала её исключительно Мусей, такая она была полненькая, жизнерадостная и румяная.

Муся перманентно находилась в поиске спутника жизни, поэтому каждый новый мужчина, оказывающийся в поле её зрения, немедленно рассматривался как потенциальный кандидат в мужья, и она даже не особо пыталась это скрывать. Вероятно, по этой причине Муся до сих пор не была замужем, хотя уже попала в злополучную возрастную категорию “если вам немного за тридцать”.

— Видела я сегодня нашего нового доцента… — сообщила Муся загадочным тоном. Илона с трудом справилась с дыханием и переспросила как можно рассеяннее:

— Громова?

— Громова, кого ж ещё. Правда, мельком… Астаров тут же увёл его в деканат, увиваясь вокруг него, как виноградная лоза.

— Хочет очаровать, — фыркнула Илона. — Это манера у него такая с новыми людьми.

Впрочем, не только с новыми — Астаров был любезен абсолютно со всеми. Он частенько с улыбочкой отчитывал Илону за то, что её студенты плохо знают русский язык. “Занятия поручены вам… ммм… следовательно…” Следовательно — что? Она виновата в том, что эти остолопы доучились до пятого курса и не умеют писать “папа-мама”?! Ведь уже на вступительных экзаменах видно, кого они принимают. В сочинениях по двадцать-тридцать ошибок, а Астаров широким жестом ставит четвёрку — “за общую одарённость”. А ей потом мучиться с этими одарёнными и быть за них в ответе… она же преподаватель русского языка.

Поняв, что пауза слишком затянулась, Илона спохватилась, что Муся ждёт от неё естественного в этой ситуации любопытства, и быстро спросила:

— Ну, и… какой он, этот Громов? Как тебе показался?

— Интере-е-есный мужчина, — протянула Муся многозначительно. — Такой, знаешь… с драмой в глазах.

Вот ещё, выдумала какую-то драму… наверное, любовных романов перечитала, с досадой подумала Илона, а вслух невозмутимо заметила:

— Может, у него просто расстройство желудка.

— Ну тебя! — обиделась Муся. — Очень умный, но печальный взгляд.