Читать книгу "Непобедимое солнце. Книга 1 - Виктор Пелевин"

Как подытожил мой папа, «без определенных занятий».

Ну да, можно сказать и так. Но я думаю, что довольно скоро смогу поднять свои доходы до вполне приемлемого уровня на одной из тех дорожек, по которым сейчас бегу. Если бы обстоятельства были жестче, нашла бы способ и раньше, но у моих родителей с деньгами все хорошо, и помогать мне для них не составляет труда. Вернее, хорошо у папы, а поэтому неплохо и у нас с мамой, хотя она уже не с ним, а я уже не с ней.

Мой папа – макаронный король. Вернее, не король, а герцог или граф. Король у них кто-то другой – он говорил, я не запомнила. Но у папы свои хлебкомбинаты, мукомольные фабрики и так далее, список довольно длинный.

Начинал он действительно с макарон, хотя теперь инвестирует и в металлургию, и в гостиничный бизнес, и еще куда-то. Сколько у него денег, я не знаю – в этих сферах деньги не имеют, в них как бы драпируются. Или купаются, постоянно делая вид, что ныряют крайне глубоко, хотя на самом деле могут ползти по гальке на брюхе.

Недавно он что-то потерял в Украине, но зато приобрел на Бразилии. У него другая семья, новые дети – и мы с мамой, как выражаются в деловых кругах, are not an asset, but a liability[1]. Я его редко вижу – от моего имени его доит мама, у которой тоже другая семья и другие дети. В общем, до меня долетают даже не брызги шампанского, а запахи чужой отрыжки – но я не ропщу и очень надеюсь, что скоро смогу обходиться и без этого.

Хотела написать про родителей еще, но не буду, наверно. Спасибо им за все, многие лета и вечная память. Чудовищное преступление моего рождения на этот свет я им почти уже простила.

Эмодзи_привлекательной_блондинки_только_что_открывшей_свое_большое_и_доброе_сердце_совершенно_незнакомым_людям.png

Нарисовался папочка – видно, почувствовал, что я вспоминала про его макароны. Даже приехал ко мне домой. Я сперва не могла понять, чего это вдруг, пока он сам не сказал – тридцатник. Ну да, юбилей.

Раньше он моих дней рождения не замечал. Но ведь российский бизнесмен интересуется главным образом нулями справа от цифры. Нулей долго не было.

– Это чьи картины? – спросил он с порога. – Здоровые какие. Твои?

– Это не картины, – ответила я. – Декорации для спектакля. Я над ними работаю.

– Как вы их переносите?

– Они складываются.

– Лопухи какие-то…

– Это трава забвения, – сказала я.

– Зачем?

– Для балета.

– Какого балета?

– «Кот Шредингера и бабочка Чжуан-Цзы в зарослях Травы Забвения». Весь второй акт кот ловит бабочку. Это для второго акта.

– Ты же певица, – сказал он. – Или теперь художница?

– Я актриса тоже. Я танцую запасную бабочку. И либретто частично писала. Мы все сами делаем.

– А почему вся комната в тряпках? Костюмы шьешь?

– Нет. То есть да, но не только. Это еще на продажу.

– Тебе что, денег мало? Мама же на тебя берет.

– Мне нормально, – ответила я. – Просто я шить люблю. Могу тебе тоже пальтишко сделать, как у Чичваркина. Придешь в таком к партийному руководству на блины, а через неделю мирно переедешь с семьей в Лондон. Хочешь?

Он погрозил мне пальцем. Потом покачал головой, вздохнул, и еще раз погрозил. Видимо, я задела какие-то струны.

– Тебя, по-моему, засосало, – сказал он. – Причем в какое-то мелкое болото. Тебе развеяться надо. Забыть про все вот это. Тряпки, декорации. Мир посмотри, пока еще можно. Пусть голова у тебя проветрится. Может, что получше себе найдешь.

– Типа секретарем в бизнес?

– Почему секретарем. Ты свободно знаешь язык, можешь нормально за границей работать. Ты же любишь Азию. Вот в Индии, например. Там сейчас будут возможности. По-английски много где говорят.

– Мне нравится руками что-то делать, – сказала я. – Ну или телом. Не в том смысле, конечно. А голову я бы хотела сохранить для себя.

– Для глубоких размышлений о жизни? – спросил он с сарказмом.

– Ну вроде того.

– Деточка, о жизни нельзя размышлять, сидя от нее в стороне. Жизнь – это то, что ты делаешь с миром, а мир делает с тобой. Типа как секс. А если ты отходишь в сторону и начинаешь про это думать, исчезает сам предмет размышлений. На месте жизни остается пустота. Вот поэтому все эти созерцатели, которые у стены на жопе сидят, про пустоту и говорят. У них просто жизнь иссякла – а они считают, что все про нее поняли. Про жизнь бесполезно думать. Жизнь можно только жить.

Он, кстати, совсем не дурак, и иногда задвигает такие вещи, что я даже не понимаю, как он от них возвращается к своим макаронам. Вот сейчас например. Скажи это какой-нибудь индус на сатсанге, две недели все вспоминали бы и крякали. Нет пророка в своем отечестве.

– Думать, папа, тоже означает жить, – ответила я. – А если отойти от мира в сторону, даже думать не обязательно. Можно вообще ничего не думать и ничего при этом не делать. Тоже будет жизнь, просто другая. Не такая как у тебя.

– Ага. Такая, как у тебя.

Я улыбнулась. Но не потому, что он попал в точку, а потому, что вдруг вспомнила своего Антошу. Однажды во время долгой галюциногенной сессии он произнес замечательную фразу:

«Мне вообще не важно, чем заниматься, лишь бы с кровати не вставать…»

Слышал бы папочка.

– Я делаю, и довольно много, – ответила я.

И показала ему свои перепачканные красками руки. Один палец у меня был порезан и замотан пластырем.

– Делаешь, – вздохнул он. – Но не то. Ладно, ты уже большая, чего я тебе голову чинить буду. Я тебе подарок хочу сделать.

– Какой?

– Путешествие.

Я сперва не поняла.

– Путешествие?

– Я же сказал, езжай проветри голову. Я тебе денег дам.

– Куда?

– Куда хочешь. Условие только одно. Все деньги, которые я тебе дам, ты тратишь на путешествие. Никаких декораций, театрально-швейных проектов и так далее. Согласна?

– Я путешествую где хочу?

– Да. Но не по общежитиям для наркоманов, а по нормальным маршрутам. Пять звездочек, в крайнем случае четыре. Посмотри на обеспеченный мир. Возможно, захочешь стать его частью.

– И сколько ты мне дашь?

– Тридцать. По штуке за каждый прожитый год.

– Долларов? – спросила я.

– Евро, – улыбнулся он. – На пару месяцев точно хватит. Если будешь экономить, то на полгода. Но я как раз не хочу, чтобы ты экономила. Я хочу чтобы ты слезла с уродливой кочки, на которой сидишь, и про нее забыла. А приедешь, будем брать тебя за ум ежовыми рукавицами…