Читать книгу "Апгрейд от Купидона - Ольга Горышина"

— Все равно скажи, что будешь поздно…

Он сделал паузу, заставив меня проглотить последнюю слюну. Потом медленно сказал, точно издеваясь:

— Много работы для тебя оставлю. И хочу, чтобы ты сделала ее в офисе, а то дома то да се…

Зачем он так? Я всегда все сдавала в срок, иногда ложась спать в три часа ночи…

— … подружки позвонят и так далее.

«И так далее» в тот вечер не было, и я не думала, что когда-нибудь будет. Ну, спросил он меня, почему у меня нет парня? Мама вон тоже спрашивает постоянно… Это ж ничего не значит… Не значит, что он хочет стать моим парнем… Моим мужчиной. Первым.

— Почему ты вернулся? — спросила я, продолжая глядеть на темно-синюю обертку шоколада с оранжевой апельсинкой, от лицезрения которой наворачивались слюни, горькие…

Или я пускала их по тому, кто подвинул ногой стул и сел напротив меня. Вечер, а галстук затянут, что виселица. Чем Семён дышит вообще… Темные волосы уложены точно перед совещанием: была в нем такая привычка, расческой такт отбивать, точно перед началом концерта…

— Потому что захотел, — и усмехнулся. — Захотел шоколада и подумал, что жрать в одно рыло не комильфо.

Я улыбнулась — спонтанно решил не идти домой, а ведь там было что-то важное… Иначе почему бы изначально было не доделать проект вдвоём, как всегда, и, опять же как уже почти всегда, отвезти девушку домой…

— Значит, шоколадка все же не мне? — я зачем-то тоже ему улыбалась. Зачем? Просто не могла держать рот закрытым. — Ну, скажем, не только мне…

— Ну, теперь же ты не одна будешь работать. А со мной. Поделим по-братски…

Семён подтащил плитку шоколада к своему краю стола и принялся разворачивать. Слишком медленно… А у меня слишком быстро стучало сердце. Стучало в голове — в этот момент абсолютно пустой. Я следила за проворными пальцами, сминающими блестящую фольгу, и вспоминала, как под ними шло складками мое платье — вспоминала до сухости во рту и до влажных ладоней. На пальцах из-за этого остались следы от шоколада: отняв руку от лица, я поймала внимательный взгляд Семёна. Что делать? На столе ни листочка, только открытый ноутбук с погасшим экраном. Об себя вытирать, что ли? Мне ж не три года… Об него…

Я не вырвала руки, потому что та окаменела, как и все остальное тело, когда пальцы поплыли через стол к мужским губам: блестящим и слишком большим — они и вчера такими были, неужели? Просто Семён имел привычку еще и цедить слова сквозь плотно сжатые губы, чтобы не повышать на подчиненных голос. Даже повысь он сейчас голос, я бы все равно ничего ответила: язык отнялся, и вся моя сущность сосредоточилась в подушечках пальцев и рвалась наружу электрическими разрядами.

Семён опустил взгляд к моим мраморным пальцам, точно боялся промахнуться — его язык, бегущий по шоколадным разводам, обжигал, точно я ошпарилась варёной картошкой… В такой момент я подумала про верное лекарство от простуды — картошечку, но у меня была другая болезнь, и при ней просто не дышалось совсем. Ну никак… И сердце переставало биться, и сколько бы Семён не играл моим запястьем, пульс не прощупывался. Я умерла: «Я» — разумная единица. От меня остался нолик без… мозгов…

— Ксюш, завари нам чайку…

Как чай заваривать, так Ксюша, а как кашу — так Семён Валерьевич. А расхлебывать снова мне…

Глава 4. "Голая правда!"

— Это и все? — спросил дядя Дима, глядя на мой баул. Ага, как челнок из маминой юности — купила себе хозяйственную сумку в клеточку.

— Все!

Квартира съемная: на поспать мне и на потрахаться — ему. В шкафу только моя одежда. И один его костюм в пластиковом пакете. На всякий пожарный случай, которого за два года так и не возникло. Сёма ни разу не остался на ночь, хотя я часто просила его придумать для жены краткосрочную командировку. Это было для него «слишком», он только иногда «задерживался» в офисе допоздна и временами приезжал «доработать» в субботнее утро. Много секса ему не было нужно — слил и свободен. Боже, а ведь это правда. Голая правда!

— Ну все? — уже нервничал дядя Дима. — Идём?

— Сейчас.

Здесь, кроме костюма, только одна Сёмина вещь — гитара, чёрная лакированная гитара, привезенная ему из Штатов. Фирма «Тейлор». Стоит, говорил, две штуки баксов. С садисткой ухмылочкой я вытащила ее из чехла. Размахнулась и шарахнула гитару об пол. Хряк и готово! Это концертный вариант, а Сёма не тянет даже на любителя. Зачем ему такой суперский инструмент? Впрочем, пусть возомнит себя Кобейном, бьющим после концерта гитары! Мне не жалко. Мне жалко только себя — два года. Быть дурой целых два года!

Дядя Дима скрутил мне руки и оторвал всю меня от пола.

— Ксюха, спокуха!

Я не вырывалась и даже не завизжала. Я не собиралась крушить чужую квартиру. Гитару я разбила с трезвой головой. Я только спала с этим козлом с нетрезвой.

— Вот, выпей!

Через час дядя Дима поставил передо мной стопку водки. Дома только я да он. Тетя Катя и Майя ещё на работе. Отец у них в охране по ночам работает. Так что компанию не составит. Пить одной…

— Не хочу…

— Надо.

Надо, так надо. Выпила. Не отлегло. Отлегать было нечему и не отчего. Сердца у меня больше не было.

— Скажите, а бессердечникам дают больничный? — спросила я еще через час.

Тетя Катя осмотрела меня критическим взглядом врача и выдала:

— Ешь!

Я действительно сегодня ничего не ела.

— Ксюша, ты бы никогда сама не ушла, — начала она подвигать ко мне тарелку с картошкой и сосисками. — У меня такая же подруга есть. Умница, красавица. Но вот дура по жизни, влюбилась в женатого хирурга. Встречались десять лет. Ксюша, ты слышишь? Десять лет! Говорила, ну так мужик хороший, вот и женат. Всех хороших расхватали, пока я училась. Бабе сорок пять. Никого. Говорит, после умного и интеллигентного не может опуститься до тех, кого никто до сих пор не подобрал и не узаконил. Доигралась в любовь-морковь, короче…

— Семён не умный и не интеллигентный.

— Тогда чего ревешь?

А я не ревела. Даже водка не помогла прореветься. Так что можно и домой собираться. Но меня не отпустили.

Майя ночью сжала меня под одеялом так сильно, как никогда не сжимал «Семён Семёныч».

— Ксю, ты лучшая! Ты себе классного парня найдёшь! Ну на куя тебе старпер?

Сёма всего на десять лет меня старше. Всего. Мне было двадцать лет, когда я в него влюбилась. Молча. Как пришла к ним на практику, так и засела там. Роман начался через два года работы бок о бок. Вспоминать не хочу… Нет… Не сейчас…

Сейчас нужен нотариус. Я выписала на Майку доверенность, чтобы она могла забрать мою трудовую книжку через две недели.

— Боишься увидеться с ним? Боишься вернуться к нему? — тараторила подруга у меня за спиной.