Читать книгу "Снежные кружева - Настя Ильина"

— Юля, — отвечаю я и вижу, как в мгновение меняется выражение лица Марии. — Что-то не так?

— Вы опоздали на четыре года, — глухо шепчет она, переводя взгляд на окно. — Юля умерла во время родов.

Я со свистом выдыхаю весь воздух, скопившийся в лёгких. Виски сдавливает тисками. Юля. Умерла. Она же молодая совсем была! Как же так? Чёрт!

Стоп! Она умерла во время родов! Значит, ребёнок всё ещё жив!

— А ребёнок? — спрашиваю я. — Что с ребёнком?

Мария принимается часто дышать и смотреть на меня перепуганными глазёнками.

Ну давай! Скажи, что он жив! Что мой сын или дочь живы!!! Ну!!!

— Что с ребёнком? — цежу я сквозь зубы, стараясь сделать интонацию твёрдой.

— Он… Он… Ребёнок… То… Он тож…

Входная дверь открывается, и мы с Марией резко оборачиваемся в её сторону.

— Машунь, Петрушка ждал не захотел больше, увидал в окошко, что ты идёшь, и к мамочке проситься начал! — произносит вошедшая с маленьким ребёнком старушка и смотрит на нас, а я на него…

На мальчика в забавной шапке-ушанке с раскрасневшимися носом и щёчками…

Часть 5. Евгений

Мальчишка внимательно глядит на меня несколько секунд, а потом переводит взгляд на Марию.

— Мама, кто это? — спрашивает он звонким голосом.

— Никто… — отвечает Маша с улыбкой, и меня берут за живое её слова.

Меня никогда раньше не называли так…

«Никто»…

Маша подходит к мальчику, присаживается рядом с ним на корточки и принимается расстёгивать шубейку и развязывать шапку. Она поднимает взгляд на бабушку, которая явно не собирается уходить и внимательно разглядывает меня, ничуть не стесняясь, что это несколько неприлично.

— Баб Даш, спасибо вам большое, что Петеньку привели. Я дальше сама. Спасибо! — улыбается Маша.

— А это что за хрен такой? — задаёт вопрос бабушка.

Спасибо! Ещё одно ласковое в мой адрес! Тут совсем не умеют по-человечески общаться? Такое чувство, будто я попал в отряд «Быдло». Неужели в деревнях все так себя ведут? Или это какая-то особенная деревня? Юлька вроде не была такой…

— Баб Даш, он Иваныча ждёт, чтобы машину его вытащил… Городской. Скоро уедет. Вы не волнуйтесь.

— Ну ладно! Пойду я! Ручейки уже по спине побежали…

Бабушка ещё раз зыркает в мою сторону, что-то шепчет себе под нос и уходит, пожелав Маше и мальчишке хорошей ночи.

За окном уже начинает темнеть, и мне тошно становится, что вот так по-идиотски примчался сюда и теперь могу уехать ни с чем. Если бы я только сразу узнал, что Юля беременна от меня. Я же думал, что она сбежала, что испугалась отношений и бросила меня.

— Ты когда уйдёс? — спрашивает у меня мальчик, выбивая из лёгких воздух.

Он подходит к столу и присаживается на то место, где сидела Маша. Ребёнок начинает щуриться, глядя на меня. Его русые волосы торчат в разные стороны — последствия снятой шапки. Я смотрю на него и понимаю то, что сразу стукнуло в голову: он Юлькина копия. Так сильно похож на свою мамочку, что остатки сомнений развеиваются — Маша ему не мать.

— Зависит от многого… Я поговорю немного с твоей мамой, если ты не против?!

— А потом починис мне глузовик? У него колесо сломалось, а мама говолит, сто его никак не сделать…

Такой забавный малый. Улыбка трогает уголки моих губ. Неужели у меня есть сын? Я смотрю на Машу, скрестившую руки на груди. Она нервничает, и мне остаётся только догадываться, что именно так огорчило её…

— Петь, давай-ка, иди в комнату, поиграй на диване. Я сейчас с дядей договорю и кашку варить поставлю.

Мальчик с грустью смотрит на меня, будто бы теряет последнюю надежду заполучить отремонтированный грузовик, но всё равно послушно выполняет требование «матери».

Он убегает в комнату, и я провожаю его взглядом. Я думаю, как теперь со всем этим быть, ведь ребёнок привык к тому, что Маша его мама. Он даже не знает, наверное, о Юльке ничего… Если я заберу его, он возненавидит меня. Но оставить не смогу.

— Вам лучше всего уйти. Если Лёша вдруг придёт… — пытается прогнать меня Мария, а я встаю на ноги и приближаюсь к ней. Указательным и средним пальцами правой руки поднимаю её голову за подбородок, вынуждая смотреть мне в глаза.

— Это мой сын, да? — задаю единственный вопрос, ответ на который желаю получить незамедлительно.

— Это мой сын! — с вызовом отвечает Мария.

И я вижу кое-что в её взгляде, что показалось мне очень знакомым, но чему я не придал значения сразу: она родственница Юли. Даже может быть сестра.

— Уходите! — принимается требовать она.

— Нет. Я никуда не уйду! Я соберу сыну грузовик, а вы сварите ему кашу, а потом мы поговорим о том, как быть дальше…

Нижняя губа Марии дёргается, несмотря на то, что девушка пытается сохранять спокойствие. Она не устраивает истерик, в отличие от своего недоделанного парня, не кричит и не плачет.

А самое главное — она не отвергает тот факт, что это мой сын…

Часть 6. Мария

Я не могу смотреть в глаза Петькиного отца и врать, что он ему неродной. Мальчик с таким восхищением говорил о том, что тоже хочет папу, как все те детки, которых показывают в мультиках и фильмах… И каждый раз сердце сжималось от мысли, что папа о нём знать ничего не желает.

Юлька говорила мне, что он отправил её куда подальше и знать больше не хочет. О сыне слушать даже не стал ничего, а теперь вот явился… Голову посещает бредовая мысль: а если бы он не прогнал сестру? Быть может, Юлька была бы жива… Она успела бы доехать до роддома, но теперь поздно думать, что было бы «если»…

Я смотрю в янтарные с тёмными вкраплениями глаза Евгения, совсем такие же как у Пети, и понимаю, что мой мир разрушится, если он отнимет сына… Я же мальчика, как родного люблю. Хоть и не вынашивала, а материнский инстинкт проснулся сразу, как увидела его. Повезло ещё, что опекунство оформить позволили… Я вздыхаю и не выдерживаю напористый взгляд Евгения. След его прикосновения к моему подбородку всё ещё горит на коже.

«А может, это твой шанс? Лёша с Петей не особо ладил, а так могла бы свою семью создать… Своего сына родить, а не над племянником носиться, как наседка», — шепчет вкрадчивый голос в голове, но я отгоняю эту мысль, чувствуя, как она оставляет неприятный осадок.

Я не хочу так… Мне не нужна семья без Пети. Слёзы начинают пощипывать глаза, подбираясь к уголкам, чтобы предательски скользнуть по щекам. Расплакаться мне не позволяет голос сына. Я оборачиваюсь и смотрю на него. Петя стоит в дверном проёме, прислонившись к косяку, и смотрит на нас с Евгением.

— Ма-а-ам, я кушать хочу! — выпячивает он нижнюю губёшку.