Читать книгу "Все закончится на нас - Колин Гувер"

Он отреагировал не сразу.

– Черт подери! – негромко произнес он.

– Ага. Блоссом – это девичья фамилия моей матери, и мои родители решили, что это судьба, раз их фамилии схожи. Поэтому, когда родилась я, название цветка первым пришло им на ум.

– Твои родители, должно быть, настоящие чудаки.

Один из них. Был.

– Мой отец умер на этой неделе.

Райл посмотрел на меня:

– Отличный ход. Я на это не куплюсь.

– Я говорю серьезно. Поэтому я сегодня сюда и пришла. Думаю, мне просто нужно было.

Он с подозрением смотрел на меня какое-то время, чтобы убедиться, что я его не разыгрываю. Он не извинился за свои слова. Вместо этого в его глазах появилось чуть больше любопытства, как будто он мне поверил.

– Вы были близки?

Это сложный вопрос. Я опустила подбородок на руки и снова посмотрела вниз на улицу.

– Не знаю, – ответила я, пожав плечами. – Как дочь я его любила. Но как человек я его ненавидела.

Я чувствовала, что он какое-то время смотрел на меня, а потом сказал:

– Мне нравится твоя честность.

Ему нравится моя честность. Я наверняка покрас-нела.

Мы оба молчали, пока он не заговорил:

– Тебе когда-нибудь хотелось, чтобы люди были более прозрачными?

– Это как?

Райл поддел большим пальцем кусочек отслоившейся штукатурки, потянул, пока она не отвалилась, и бросил вниз.

– У меня такое чувство, будто все притворяются не такими, какие есть на самом деле, хотя в глубине души мы все одинаково облажались. Некоторым из нас просто удается это скрывать лучше, чем другим.

Либо он уже был под кайфом, либо любил заниматься самокопанием. В любом случае меня это устраивало. Больше всего я любила разговоры, в которых не было настоящих ответов.

– Не думаю, что скрывать свои чувства – это плохо, – сказала я. – Голая правда не всегда красива.

Его взгляд задержался на мне.

– Голая правда, – повторил Райл. – Мне это нравится. – Он развернулся, ушел на середину крыши, отрегулировал спинку одного из шезлонгов у меня за спиной и устроился в нем. Он вытянулся во весь рост, заложил руки за голову и посмотрел вверх на небо. Я заняла соседний шезлонг и долго возилась с ним, пока не смогла лежать в той же позе, что и Райл.

– Скажи мне голую правду, Лили.

– О чем именно?

Он пожал плечами:

– Не знаю. О чем-то таком, чем ты не гордишься. Что поможет мне в душе почувствовать себя чуть меньшим лузером.

Он смотрел в небо, дожидаясь моего ответа. Мои глаза пробежались по линии его челюсти, по изгибу щек, по контуру губ. Его брови задумчиво сошлись на переносице. Я не понимала почему, но, казалось, что ему был нужен этот разговор. Я подумала о его вопросе и попробовала найти честный ответ. Когда я его нашла, я отвернулась от него и тоже уставилась в небо.

– Мой отец бил мою мать. Меня – нет. Но когда они ссорились, он настолько выходил из себя, что поднимал на нее руку. Когда это случалось, всю следующую неделю, а иногда и две, он старался это компенсировать. Он приносил маме цветы или водил нас обеих в ресторан. Иногда он покупал мне что-нибудь, потому что знал, как я ненавидела их ссоры. Ребенком я ждала, когда они поссорятся. Ведь я знала, что если он ее ударит, то следующие две недели будут замечательными. – Я помолчала. Не думаю, что я признавалась в этом даже самой себе. – Разумеется, если бы я могла, то сделала бы так, чтобы он никогда ее не бил. Но в их браке побои были неизбежны, и это стало для нас нормой. Когда я подросла, я поняла, что, не реагируя на это, я становлюсь такой же виноватой. Бо2льшую часть моей жизни я ненавидела отца за то, что он такой плохой человек, но я не уверена на сто процентов, что я лучше его. Возможно, мы оба плохие люди.

Райл задумчиво посмотрел на меня.

– Лили, – многозначительно произнес он, – плохих людей не существует. Мы просто люди, которые иногда поступают плохо.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но его слова заставили меня замолчать. Мы просто люди, которые иногда поступают плохо. Наверное, это в каком-то смысле было правдой. Не существует абсолютно плохих людей, как нет и абсолютно хороших. Некоторым из нас просто приходится больше потрудиться, чтобы подавить это плохое.

– Теперь твоя очередь, – напомнила я ему.

По его реакции я поняла, что ему не слишком-то хочется играть в свою же игру. Райл тяжело вздохнул и провел рукой по волосам. Он открыл рот, собираясь заговорить, но тут же закрыл его. Немного подумав, он наконец произнес:

– Сегодня вечером я видел, как умер маленький мальчик. – Его голос звучал уныло. – Ему было всего пять лет. Они с братом нашли ружье в родительской спальне. Младший брат схватил его и случайно нажал на спусковой крючок.

У меня сжалось сердце. Пожалуй, для меня это было слишком тяжелой правдой.

– К тому времени, когда малыш оказался на операционном столе, уже почти ничего нельзя было сделать. Всем вокруг – сестрам, другим врачам – было жалко семью. «Бедные родители», – говорили они. Но когда мне пришлось выйти в зал ожидания и сообщить этим родителям, что их ребенок не выжил, мне ни капельки не было их жаль. Мне хотелось, чтобы они страдали. Мне хотелось, чтобы они почувствовали всю тяжесть своего преступления: ведь они оставили заряженное ружье в доступном для детей месте. Мне хотелось, чтобы они знали, что они не только потеряли одного ребенка, но и разрушили жизнь другого, того, кто случайно нажал на спусковой крючок.

Господи Иисусе. Я не была готова к такому тяжелому рассказу.

Я не могла даже представить, как семья сможет с этим справиться.

– Бедный младший брат, – сказала я. – Не могу представить, как на нем скажется то, что произошло.

Райл щелчком сбросил что-то с колена.

– Это разрушит его жизнь, вот что случится.

Я повернулась на бок, чтобы видеть его, и подперла рукой голову.

– Это тяжело? Видеть подобное каждый день?

Он едва заметно покачал головой:

– Раньше было намного тяжелее, но чем чаще я сталкиваюсь со смертью, тем больше это становится частью жизни. Не могу сказать наверняка, как я к этому отношусь. – Райл снова встретился со мной взглядом. – Расскажи мне еще что-нибудь, – попросил он. – У меня такое ощущение, что моя история оказалась куда более жесткой, чем твоя.

Я не была с ним согласна, но все же рассказала о своем ужасном поступке, который я совершила всего каких-то двенадцать часов назад.

– Два дня назад мать спросила меня, буду ли я произносить надгробную речь на похоронах отца. Я ответила, что мне бы этого не хотелось, что я могу разрыдаться и мне будет трудно говорить перед толпой. Но это была ложь. Мне просто не хотелось этого делать, потому что, по моим ощущениям, надгробную речь должны произносить только те, кто уважал покойного. А я не испытывала уважения к отцу.