Читать книгу "Сюзанна и Александр - Роксана Гедеон"

      И всё-таки, как с ним разговаривать? Какой подход к нему найти? Он слыл умнейшим человеком в Европе. Большим насмешником. И, конечно, взяточником. Но как предложить ему эту взятку? Нельзя же просто вывалить перед ним деньги. Опыта у меня никакого не было. При дворе Людовика XVI я много слышала об этом подающем надежды прелате, епископе Отенском (впоследствии он охотно отказался от своего духовного звания), слышала так же о популярном салоне на улице Бельшасс, который он держал и в котором блистала его любовница, роскошная графиня де Флао, но сама ни с ним, ни с ней никогда не встречалась – стало быть, не могла опираться на прежние знакомства. Оставалось надеяться, что хоть отца моего он знал.

      Лакей распахнул дверь кабинета, и мысли мои прекратились.

      Передо мной стоял высокий худой человек лет сорока пяти. Безупречный покрой сюртука, впрочем, позволял скрывать худобу. Лицо Талейрана – бесстрастное, умное – красотой не отличалось: тяжёлые веки, чуть впалые щёки, короткий нос, не слишком приятный взгляд синих глаз из-под нависших бровей. Выпяченная и слегка отвисшая нижняя губа придавала лицу выражение дерзости и даже, может быть, нахальства. Он стоял, заложив руки за спину, и пристально смотрел на меня.

– Э-э… – произнёс он наконец. – Так вы мадам дю Шатлэ?

–– Да, – подтвердила я.

–– Позвольте, а вы не родственница того маркиза дю Шатлэ, которого казнили во время террора?

–– Если и родственница, то только по мужу, сударь.

–– Как же вас звали в девичестве?

–– Сюзанна де ла Тремуйль де Тальмон.

      Взмахом руки он предложил мне сесть.

–– Вы богаты? – последовал неожиданный вопрос.

      «Аристократ, – подумала я рассеянно, – должен знать, что спрашивать о таком не прилично. Просто невежливо». К тому же, начало встречи очень смахивало на допрос.

–– Что… что вы имеете в виду?

–– Я хочу знать, не из тех ли вы дворян, у которых гораздо больше благородных предков, чем звонких монет в кармане.

      Я была поражена. И , честно говоря, не знала, как отвечать.

–– Не думайте, что я питаю неприязнь к таким аристократам, – произнёс он. – Я сам из таких. Ну, так что же, мадам, вы богаты?

      Перечислять то, что мы имеем, было бы глупо. Я улыбнулась и ответила как же дерзко, как дерзок был его допрос:

–– Если то, как я одета, ничего не сказало вам, сударь, сделайте два шага к окну и поглядите вниз – там стоит моя карета. Она, я полагаю, разрешит ваши сомнения.

      Талейран какой-то миг молча смотрел на меня. Потом улыбка тронула его губы.

–– Мне думается, мадам, я знаю, почему вы приехали. Едва прочитав ваше письмо, я навёл справки.

–– Я хочу хлопотать за мужа.

–– Да. Я понял. Счастливчик он, этот ваш муж.

      Быстро взглянув на меня, он спросил:

–– Могу я узнать, чем обусловлен ваш выбор?

–– Выбор чего?

–– Выбор меня, мадам. Как посредника в этом деле. Вы же знаете, что я отвечаю лишь за внешние сношения Республики.

–– Ну, я думаю, это не так, господин министр. Мне кажется, сфера вашего влияния куда обширнее. Вы слывете ловким и обходительным человеком.

      Поразмыслив, я честно добавила:

–– Конечно же, я пришла к вам потому, что между нами есть хоть что-то общее. Когда-то мы были представителями одного и того же сословия.

–– Были? – Его брови поползли вверх. – Уж не хотите ли вы сказать, что я потерял право быть дворянином?

      Я поняла, что сказала лишнее. То есть я сказала правду, но говорить её не стоило… Что было делать? Как выпутаться? Солгать? Я не произносила ни слова. И как меня угораздило задеть Талейрана?

–– Ну так что же вы молчите? Сударыня! Вы полагаете, что я предал своих друзей?

      «Поль Алэн был прав, – подумала я с горечью. – Любое обращение к этим революционерам сопряжено с унижением». На миг мне стало очень больно: я полагала, что уже потеряла всякую надежду найти помощь, во всяком случае, в этом доме. Но солгать я тоже не могла. Мои губы резко и внятно произнесли:

–– Я полагаю, да, сударь.

      Я была уверена, что он выставит меня за дверь. Я просто в глаза назвала его предателем. Талейран невозмутимо смотрел на меня.

–– Видите ли, сударыня… Друзья… э-э, друзья ведь только для того и существуют, чтобы предавать их. Или чтобы они предавали вас. Не так ли?

      Его тон – сдержанный, даже холодный – навел меня на мысль, что сейчас он мне откажет. Я встала с места. Талейран поднял на меня глаза и, будто не заметил того, что я стою, произнес:

–– Вы взялись за очень трудное дело, мадам. Нельзя сказать, что в Париже любят вашего мужа. Он мятежник. Да и ваше имя каждому напоминает о том, сколько услуг вы оказали королеве. Так что будьте благоразумны, не говорите никому, кроме меня, о том, как вас звали в девичестве. Пусть вас знают только в вашем новом качестве.

      Воцарилось молчание. Я поняла уже, что разговор не закончен и что Талейран не намерен прощаться со мной. В это миг в кабинет тихо вошёл лакей. На стол перед нами был водружён поднос с дымящимся кофе, сыром и сладким печеньем.

–– Что вы стоите, герцогиня? Садитесь, прошу вас.

      Лакей удалился. Я снова села. Талейран, будто решив поухаживать за мной, сам принялся разливать кофе.

–– Вам сливки? Мед? Сколько сахару?

–– Одну ложечку, спасибо, – пробормотала я.

–– Кофе – моя слабость. Вероятно, вам уже доводилось слышать знаменитое выражение, которое приписывают мне? Кофе должен быть сладким, как любовь, горячим, как огонь, и горьким, как дьявол… Однако буду честен: на самом деле эти слова я услышал от своего покровителя и доброго друга архиепископа Бордо монсеньора де Сисэ. Правда, вместо слова «дьявол» он говорил «жизнь в аду» – она ведь весьма горька, по крайней мере, так утверждают.

      Занимаясь всем этим и ведя светскую беседу, Талейран уже не смотрел на меня так пристально, как прежде, и я решила воспользоваться этой минутой. У Талейрана на столе лежала раскрытая толстая книга, я сунула под неё изящный вышитый кошелёк с двадцатью тысячами ливров и быстро отдёрнула руку. Ну вот, наконец всё сделано… Румянец залил мне щёки, я поглядела на Талейрана и перевела дыхание, убедившись, что он нечего не заметил. Слава Богу, самое трудное позади.

–– Тогда, когда я спросил вы, богаты ли вы, мною руководило не любопытство. И даже не жадность, как вы, вероятно, подумали.

      Он посмотрел на меня чуть насмешливо, но насмешка эта не была злой. Скорее, ласковой, и это меня приободрило. Я начинала испытывать симпатию к этому человеку. Даже его циничные выпады не производили на меня неприятного впечатления.