Читать книгу "Сердце королевы - Кристина Кашор"

И возможно, это не имело значения. Если говорить о работоспособности советников, жаловаться было не на что – разве только на ее избыток. Доказательством тому служили кипы бумаг, ежедневно, ежечасно громоздящиеся у нее на столе: собранные налоги, вынесенные судебные решения, предложенные наказания, принятые законы, выданные городам хартии, – все больше и больше, пока пальцы не начинали пахнуть бумагой, а глаза – слезиться от одного ее вида. В висках порою словно били молоты.

– Арбузы, – выдохнула Биттерблу в крышку стола.

– Ваше величество? – озадачился Тиэль.

Биттерблу поправила тяжелые косы, оплетавшие голову, потом выпрямилась:

– Я даже не знала, что в городе растут арбузы, Тиэль. Можно мне взглянуть на них в следующий ежегодный осмотр?

– Мы бы хотели, чтобы следующий осмотр совпал с визитом вашего дяди этой зимой, ваше величество. Я не специалист по арбузным грядкам, но не думаю, что на них интересно смотреть в январе.

– Нельзя ли мне съездить на осмотр сейчас?

– Ваше величество, на дворе разгар августа. Где, как вы считаете, нам найти время для такого события в августе?

Небо вокруг башни было цвета арбузной мякоти. Высокие часы на стене отсчитывали убегающие мгновения вечера, за стеклянным потолком над головой сгущались пурпурные сумерки. Сияла одинокая звезда.

– Ох, Тиэль, – со вздохом сказала Биттерблу. – Уйди, прошу тебя.

– Я уйду, ваше величество, – сказал Тиэль, – но сначала хочу поговорить о вашем браке.

– Нет.

– Вам восемнадцать, ваше величество, и у вас нет наследника. Из шести королей у нескольких есть неженатые сыновья, среди них – два ваших родича…

– Тиэль, если ты снова начнешь перечислять принцев, я брошу в тебя чернильницей. Если я услышу их имена хотя бы шепотом…

– Ваше величество, – совершенно невозмутимо перебил Тиэль, – мне вовсе не хочется вас расстраивать, но это реальность, и ее необходимо принять. Когда ваш двоюродный брат Скай бывает у нас с дипломатическими визитами, вы отлично ладите. Король Рор приедет в январе и, вполне вероятно, возьмет принца Ская с собой. До того как они явятся, нам придется обсудить ситуацию.

– Вовсе нет, – сказала Биттерблу, стискивая перо. – Нечего тут обсуждать.

– Придется, – твердо повторил Тиэль.

Вглядевшись повнимательней, Биттерблу все еще могла различить на скулах Тиэля полоски заживших шрамов.

– Я хотела бы обсудить кое-что другое, – произнесла она. – Помнишь день, когда ты пришел в покои моей матери и сказал отцу что-то такое, отчего он разозлился и повел вас вниз через потайную дверь? Что он с вами сделал?

Она словно задула свечу. Тиэль стоял перед ней, высокий, сухой и растерянный. Потом исчезла даже растерянность, глаза потускнели. Он пригладил безупречно аккуратный ворот рубашки, не поднимая взгляда, так старательно, будто опрятность вдруг стала ему важнее всего на свете. Коротко поклонился и без единого слова вышел из комнаты.

Оставшись одна, Биттерблу еще поперекладывала бумаги туда-сюда, расставляя подписи, чихая от пыли – тщетно пытаясь успокоить совесть. Она спросила это нарочно. Она прекрасно знала, что он не вынесет вопроса. На самом деле любой, кто служил в ее канцелярии, от советников и министров до писарей и ее личной гвардии, – любой, кто когда-то подчинялся Леку, – вздрагивал от прямого напоминания о его правлении. Одни вздрагивали, иные вовсе рассыпались пылью. Это было оружие, и она пускала его в ход всякий раз, стоило кому-то слишком сильно на нее надавить, потому что другого действенного рычага у нее не было. Скорее всего, какое-то время разговоров о браке можно не бояться.

Ее советники отличались целеустремленностью, за которой она иногда не поспевала. Вот почему разговор о браке пугал ее: то, что начиналось как обычная беседа, на глазах обретало фундамент и воплощалось в жизнь – внезапно и неодолимо, раньше, чем она успевала хотя бы нащупать собственное мнение. Так было с законом, который даровал гражданам прощение за любые преступления, совершенные во время правления Лека. Так было с положениями хартий, по которым городам разрешалось освобождаться от контроля лордов и организовывать местное самоуправление. Так было и с предложением – просто предложением! – замуровать вход в бывшие покои Лека, снести клетки для животных в саду и сжечь все его вещи.

И не то чтобы она противилась этим мерам или хотела взять назад свое одобрение, когда все утрясалось и становилось ясно, что именно она одобрила. Проблема была лишь в том, что она не знала своей позиции. Ей требовалось больше времени, чем им, она не всегда могла перепрыгивать с дела на дело столь быстро. И ей досадно было оглядываться назад и сознавать, что она позволила подтолкнуть себя к какому-то решению.

– Так и нужно, ваше величество, – говорили ей, – это сознательная политика продвинутого мышления. Вы правильно делаете, что поощряете ее.

– Но…

– Ваше величество, – мягко убеждал Тиэль, – мы пытаемся снять с людей чары Лека и помочь им жить дальше, понимаете? Иначе они утонут в печальных воспоминаниях. Вы говорили об этом со своим дядей?

Да, говорила. После смерти Лека дядя Биттерблу пересек полмира ради племянницы. Король Рор разработал для Монси новые законы, сформировал министерства и суды, назначил высших чиновников, а потом передал королевство в руки десятилетней Биттерблу. Он проследил за сожжением тела Лека и оплакал убитую сестру, мать Биттерблу. Рор создал в Монси порядок из хаоса. «Лек по-прежнему таится в умах очень многих, – сказал он. – Его Дар – затяжной недуг, кошмар, который ты должна помочь людям забыть».

Но разве это возможно – забыть такое? Как забыть собственного отца? Как забыть, что он убил ее мать? Как забыть надругательство над своим разумом?

Биттерблу положила перо и опасливо подошла к окну, выходящему на восток. Оперлась рукой о раму и постояла с закрытыми глазами, прильнув виском к стеклу, пока ощущение падения не отступило. У основания башни текла, очерчивая северную границу города, река Делл. Биттерблу открыла глаза и скользнула взглядом вдоль южного берега реки на восток, мимо трех мостов, мимо тех мест, где, по ее прикидкам, должны были стоять рыбацкие и торговые доки. А еще – доки, через которые в город поступали серебро и лес.

– Арбузные грядки, – вздохнула она.

Конечно, ничего подобного в столь поздний час и в такой дали разглядеть невозможно.

Река Делл там, где ее воды омывали северную стену замка, разливалась плавно и широко, словно в бухте. Болотистую местность на дальнем берегу никто не возделывал, да и не посещал никто, кроме жителей крайнего севера Монси. Но все же, по необъяснимой причине, ее отец построил три моста, высоких и роскошных сверх всякой меры. Крылатый мост, самый ближний, был выложен белым и голубым мрамором, похожим на облака. На Чудовищном мосту, высочайшем из трех, устроили мостки, поднятые на уровень самой высокой арки. Зимний мост, сделанный из зеркал, днем сливался с небом, а по ночам мерцал отблесками звезд, воды и городских огней. Теперь, на закате, мосты отливали пурпуром и багрянцем, напоминая причудливых зверей. Словно огромные изящные создания протянули спины над сверкающими водами на север, к бесплодной земле.