Читать книгу "Последняя искра - Алана Русс"

— Парень? — с недоумением уставился на Юджина дознаватель, встретив сопротивление. — Отойди.

Юджин, не владея собой, навалился сильнее, и захлопнул-таки дверь. Щелкнул запор. Кулаки забарабанили в дверь с удвоенной силой.

«Тёмные», подерите… Ха! А ему начинала нравиться эта фраза! Она словно облегчение приносила.

Вновь крики и стук. Сердце так и встало в груди, а к горлу подкатила тошнота.

— Что я творю? — Юджин выдохнул, впившись пальцами в длинный чуб. — Так нельзя…

Нельзя. Это верно. В нем проснулась магия, а значит он теперь — враг государству. Враг всем, кого он любит и знает. Сам себе враг.

— Трус! — зло выплюнул Юджин и потянулся к двери. — Стойте! — уже громче добавил он. — Я сейчас отворю!

Стук прекратился.

Унять дрожь было сложно. Сложнее лишь справиться с замками.

…Первый щелчок.

Сейчас все и решится.

…Второй.

Может, дознаватели его сразу убьют? Хорошо, если так. Зато без мучений. Только вот матушку жаль. И отца. Он подвел их. Всех подвел.

Юджин обернулся напоследок. Из прихожей хорошо были видны сталактиты сосулек, через которые, будто через прутья камеры, виднелся уголок кофейного столика со злосчастным письмом для эльфийки.

Сдаться сейчас или сперва довести дело до конца? Что важнее, долг или совесть?

В дверь снова ударили.

— Парень, открой! — голос у дознавателя мягкий, будто свежее коровье масло. — Мы не причиним тебе вреда, только войдем.

— Здесь может быть опасно, — вторил другой. — Открывай!

Юджин выругался, коря себя за секундную слабость, и решительно дернул ручку замка. Рука дрогнула, механизм крякнул. Неужто заело? Быть такого не может!

Юджин с опаской оглянулся на кольцо, подозревая, что дело не чисто.

«Растяпа!», — сверкнул серебряный огонек и явственно прозвучал в ушах чей-то разочарованный, обиженный голосок. Юджин вытаращил глаза.

— Чего?

Но кольцо потухло. Обиделось? Или у Юджина с головой нелады? Но как ни крути, голос был прав. Долг требовал от него добровольно уложить голову на плаху. Совесть же терзала, прося об одном: выполнить последнюю волю того, кто был дорог, а значит…

Кляня всех и вся, беспрестанно поминая «тёмных», Юджин рванул в гостиную.

— Вот он! — в окне показалась чернявая голова дознавателя. — Я его вижу! Мартин, сюда!

Удар.

Кулак дознавателя пробил в окне нехилую дыру. Стекло звякнуло и покрылось трещинами, а от кулака в темной перчатке, словно от солнышка, по кругу побежали лучики трещин.

Увесистый ледяной нарост в ту же секунду, подтаяв, ухнул вниз и разбился об пол со звуком разорвавшегося заклинания.

— Он боевой! Берегись! — заорал дознаватель, выдернув руку и повалившись в побитые первыми заморозками розовые кусты под окном.

Теперь уж пути назад нет. Прикрывая голову от падающих с потолка сосулек, Юджин сцапал письмо со стола, сунул в конверт кольцо и спрятал за пазуху.

Дознаватель уже очухался и принялся крушить тонкие рамы садовыми граблями. Все лицо его было исцарапано колючими шипами. Боль явно придавала ему и ярости, и сил.

— Джером! — расставив руки, словно для объятий, преградил выход из гостиной второй дознаватель. — Я его взял.

И улыбнулся.

Джером же, чертыхаясь, уже перекинул ногу через подоконник. Юджин отступил.

— Все в порядке. Тебе нечего бояться, парень, — голос того, кого боец с граблями назвал Мартином, обволакивал, утешал. Юджин помотал головой, прогоняя туман. — Мы тебе поможем.

«Помогут? — Юджин захохотал, бросив дикий взгляд на медленно приближающегося мужчину. — Скорее тёмные светом лучистым гадить начнут, прежде чем дознаватели помогут тому, кем он стал!»

— Дайте мне уйти, — скосился Юджин на тонкий ножичек для писем на полу. — Обещаю, я вернусь и отвечу по всей строгости закона!

Но Мартин не слушал. Лишь снова и снова повторял, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, будто змея:

— Все хорошо, парень. Мы не причиним вреда. Все хорошо.

Юджин онемел, как завороженный наблюдая за плавными движениями его рук. Вверх вниз, вправо влево, вверх…

…Солнечный день живо предстал перед глазами. Изумрудные волны лениво приподнимались, качая лодку, а ветер трепал широкие, не по размеру рукава.

— Юджин, — пробасил отец, — крепче вяжи. Вот так, видишь? Когда парус расправим, он должен намертво стоять.

Южин блаженно улыбнулся, щурясь от солнца и просоленного морем ветра.

— Давай уже поплывем, пап! Я должен поймать самую большую рыбу!

Отец засмеялся, покачав головой, и сероватая парусина с хлопком расправилась, вмиг наполнившись ветром.

— Ну-ну… Разве ж должен?

Лицо отца, едва поросшее грубой темной щетиной, вдруг словно воск потекло, преобразуясь в новое. Но такое знакомое.

— Ты лучше скажи, чего хочет твое сердце, Юджин? — спросил уже и не отец вовсе. — Уж оно-то точно не обманет.

— Господин Ридд… — прошептал Юджин уже наяву, сморгнув.

— Бросай, Джером! — непривычно резко завопил Мартин. Елейности в голосе как не бывало, а видение исчезло.

Лицо Юджина вмиг атаковали мелкие холодные крупицы. Он заорал, когда они впились в кожу. В местах уколов сразу потекли волны слабости.

— Сияют…Он маг! Так и есть, он боевой маг, — взволнованно зачастил Джером. — Вызывай подмогу, Мартин! Нельзя дать ему уйти!

Сорвав с лица перемолотые в пыль камни магической инициации, уже набухшие от крови и сияющие как утренняя звезда, Юджин бросился на пол. Перекатился, ловко ухватив холодное лезвие с витой ручкой.

Какое-никакое, а все же оружие.

— Это ты зря, парень, — покачал головой Мартин, неотрывно следя за ножом для писем у Юджина в руках. — Тебе все равно конец.

Юджин нахмурился, тяжело дыша. Внутри вновь забилась волна. Как ни странно, на сей раз она не душила. Скорее, придавала решимости и сил.

— Я вернусь, — негромко сказал самому себе он и, покрепче стиснув нож, едва уловимо шагнул к дознавателю.

— Зря, — повторил тот, вооружившись клинком и кивнув напарнику.

Юджин словно в пелене какого-нибудь заклятия замеждения видел, как взметнулась ввысь горсть все тех же камешков инициации, призванных определить и ослабить любого боевого мага. Чувствовал, как приближается Мартин с клинком наперевес, а в мозгу билось лишь одно: «Долг или совесть? Долг или…»

Удар. Росчерк, оставленный металлом, сродни молнии сверкнул, ослепляя, а сердце, на секунду вставшее в груди, наконец сделало выбор.