Читать книгу "Девушка без имени - Лариса Петровичева"

К ее удивлению, почти все поклонники Винокурова разошлись. Продавщицы убрали стулья, негромко разговаривая о том, что все книги Винокурова раскуплены и надо делать дозаказ. Никитос, стоявший возле стола писателя, махнул рукой; Соня подошла к нему, и Никитос произнес:

— Вот, Владимир Андреевич. Моя жена. Предмет нашей беседы.

— Здравствуйте, — улыбнулась Соня. Винокуров смерил ее цепким изучающим взглядом и аккуратно свинтил колпачок с дорогой ручки. Почему-то Соню стало знобить.

— Хорошо, Никита, — сказал Винокуров и, придвинув к себе книгу, принесенную Никитосом, открыл ее и бегло написал на форзаце, вслух диктуя самому себе: — Итак. «Дорогой Сонечке… на добрую память».

А потом неожиданно стало очень тихо и темно — Соня рухнула в сырой бездонный колодец, и последним, что она увидела, была сытая ухмылка Никитоса, будто он хотел сказать «Прощай, обезьяна».

* * *

— Подождите, как вы сказали? Винокуров? — Алита кивнула, и Лефевр горько рассмеялся. — Он отправил сюда мою мать. Точно так же, оставив автограф с ее именем. И она, как и вы, навсегда забыла, как ее зовут.

Лицо Алиты дрогнуло, и по щеке сбежала слезинка. Лефевр печально подумал о том, что довелось вытерпеть несчастной девушке — негодяй заставил ее страдать в родном мире, а здесь она попала в человеческий цирк, и ее мучения стали во много раз больше. Лефевр решил, что, пожалуй, никогда не станет спрашивать ее о том, что случилось после того, как Алита попала в Сузу. Лучше сделать вид, что ничего этого не было.

— Давайте посидим еще немного, Огюст-Эжен, — попросила Алита, глядя на мелкие язычки огня, перебегавшие по поленьям в камине. — Мне страшно идти спать. Вдруг, когда я проснусь, снова будет клетка. Или Никитос…

— Не думайте о нем больше, — посоветовал Лефевр. — Этот подлец больше не причинит вам зла.

Когда Алита рассказывала о своем муже, Лефевр невольно вспомнил историю своего неудавшегося брака. Десять лет назад он посватался к дочери своего тогдашнего начальника, господина Кьежу. Трезвый расчет и зов плоти убедили его не зариться на красавиц — Кати Кьежу была старой девой, угрюмой и невзрачной, и Лефевр был уверен, что она согласится. Господин Кьежу был на седьмом небе от счастья: невероятное здравомыслие говорило, что деньги Лефевра делают его исключительным красавцем. У денег вообще очень много волшебных свойств. Но Кати воспротивилась, сказав, что отец может ее выпороть, но она не станет женой Страховида. Отец выпорол — он был уверен, что розги очень хорошо проясняют разум, однако Кати осталась непреклонной и заявила, что бросится в реку сразу же после первой супружеской ночи. Узнав об этом, Лефевр предпочел откланяться, к глубокому неудовольствию несостоявшегося тестя: тот уже распланировал, куда будет тратить деньги зятя. Кстати говоря, Кати после этого довольно быстро вышла замуж за Пиетро де Баска, избалованного наследника одного из столичных банкиров. Брак оказался откровенно неудачным. Господин Кьежу мрачнел день ото дня — довольно скоро всем стало известно, что де Баска поколачивает новоиспеченную супругу. Лефевр несколько раз встречал Пиетро в борделе, и очень скоро по столице пошли слухи о том, что он притащил супруге какой-то весьма специфический букет заболеваний. Одним словом, Лефевр вполне мог злорадствовать — но язвительная радость при несчастье других не была свойственна его натуре.

— Знаете, когда вы рассказывали о вашем муже, я подумал, что у меня есть похожий на него знакомый, — задумчиво произнес Лефевр. — Мерзавцы одинаковы во всех мирах. А этот Винокуров… вот кого бы мне доставить в допросную и побеседовать.

— В допросную? — едва слышно переспросила Алита. На ее внезапно побледневшем лице отчетливо проступил страх. Лефевр отвел взгляд и ответил:

— Я инквизитор первого ранга. В мои обязанности входит поиск и уничтожение злонамеренных колдунов. Готов поклясться, что Винокуров самый страшный из них.

Алита молчала. Даже в полумраке кабинета было заметно, что ее знобит от нахлынувшего ужаса. «Неудивительно, — с грустью подумал Лефевр. — Попасть из клетки в инквизиторские лапы — считай, что из беды в горе». Девушка помолчала, а потом промолвила:

— В цирке меня выставляли как ведьму… Что вы собираетесь со мной сделать?

Лефевр пожал плечами. Надо было сказать что-нибудь успокаивающее и желательно с максимально мягкими интонациями — так утешают детей и животных. Он улыбнулся, стараясь не думать о том, насколько отталкивающей стала его физиономия с такой улыбкой, и сказал:

— Вы не ведьма, Алита. Вы несчастная скиталица между мирами. Я уже сказал, что вы в гостях у друга, и это действительно так.

Во взгляде девушки он прочел искреннюю признательность и облегчение. Лефевр вдруг подумал, что никогда и никому не даст ее в обиду. Просто потому, что она посмотрела на него так, как никто и никогда не смотрел до этого.

— А что я собираюсь с вами сделать… — он прищурился и продолжал: — Сейчас предложу вам отправиться спать. Полагаю, у вас был трудный день. Впереди у нас три дня праздников, и завтра мы займемся речевой магией.

Алита вопросительно изогнула левую бровь.

— Речевой магией? Как это?

— Очень просто, — улыбнулся Лефевр. — Новый тип заклинаний, недавняя разработка нашей разведки. Вы ведь не собираетесь говорить в Сузе по-русски?

Глава 2. Артефакт

Проснувшись, как всегда, до восхода солнца, Лефевр решил, что Алита ему просто-напросто приснилась. Он слишком много времени потратил, высматривая карие глаза у всех, кого встречал на пути, чтобы понять: вряд ли в столице появится еще одна гостья из иного мира, тем более, землячка его матери. Это было нереально. Некоторое время Лефевр лежал в постели, глядя в потолок, на почти неразличимую фреску, слушая, как за окном шуршит дождь, и прикидывая дела на сегодня. В полдень в кафедральном соборе всех святых начиналась месса во славу Рождества святой Агнес, и Лефевр не собирался опаздывать: инквизиторам не положено пропускать службу. После мессы можно было зайти в один из многочисленных ресторанчиков в центре города, пообедать и полистать свежую газету: Лефевр любил сидеть где-нибудь в углу возле окна, читать последние новости и сплетни и наблюдать, как кругом бурлит пестрая столичная жизнь. Остаток дня можно было провести в доме терпимости — Рождество святой Агнес, в отличие от многих других праздников, не накладывало ограничений плоти. Обычно Лефевр выбирал самых дорогих и красивых шлюх. Ему нравилось наблюдать, как сквозь профессиональную страсть на лицах фееподобных девушек проступает отвращение.

Поднявшись, Лефевр подошел к окну и долго смотрел, как просыпается город. По мостовой бежали ручьи — свет фонарей превращал дождевые потоки в бурлящее золото; в домах горели редкие огни, горожане еще спали, но приказчики магазинов уже поднимали жалюзи витрин и принимались раскладывать на прилавках свежие товары. Извозчик, стоявший под фонарем, хлестнул унылую мокрую лошадку и покатил в сторону депо: его смена закончилась, и, похоже, за ночь он почти ничего не заработал. Лефевр отошел от окна и потянул за веревку колокольчика, подавая знак дворецкому.