Читать книгу "Красное на красном - Вера Камша"

Юноша никогда не бывал в Олларии, но всей душой ненавидел и сам город, и тех, кто вынудил его пуститься в путь. Единственный сын убитого пять лет назад герцога Эгмонта до последнего надеялся, что матушка послушает родичей и оставит его в Надоре. Увы, вдовствующая герцогиня была неумолима. Король требовал, чтоб Ричард Окделл вместе с другими молодыми дворянами прошел школу оруженосцев, значит, так тому и быть. Родич и опекун Дика граф Эйвон Ларакский пытался отстоять внучатого племянника — не вышло, герцогиня Мирабелла обладала железной волей. Эйвон сдался, хотя по закону решал он и только он.

Матушка долго объясняла сыну и наследнику его долг и его обязанности, Ричард не слушал. Судьба наградила наследника Окделлов довольно-таки сомнительным подарком — смелый и порывистый, Дик умудрялся переживать все радости и неудачи заранее, причем грядущие беды в его глазах выглядели ужаснее, чем на самом деле. Вот и полгода учебы в знаменитом на все Золотые земли[5]поместье Лаик, чаще называемом Жеребячьим загоном, казались юному герцогу страшнее чумы и войны. Впрочем, на сей раз воображение и рассудок друг другу не противоречили. Жить среди врагов, подвергаться оскорблениям, не имея права ответить ударом на удар, — что для дворянина может быть горше?!

Дикон не сомневался — захватчики и предатели сделают все, чтобы превратить жизнь сына Эгмонта Окделла в ад. Мать, Эйвон, отец Маттео твердят о терпении, что «является кольчугой сильного», но Дик не слишком надеялся на эту добродетель — с терпением у мужчин в их роду всегда было худо. Молодой человек с тоской глядел на выраставшие из серой мути башни Олларии, где ему предстояло провести самое малое полгода. Разбитая дорога поворачивала и шла вдоль стены к воротам, у которых собралась небольшая толпа.

Войти в столицу было непросто — стражники в шлемах и кирасах придирчиво рассматривали путников. Мелких торговцев и крестьян пропускали, взяв с них и их товаров положенную мзду, а дворянам и серьезным купцам приходилось называть писарям свои имена и цель приезда. Так повелось со времен Франциска Оллара, когда великая Талигойя пала благодаря предательству. Узурпатор отобрал у побежденных не только веру и свободу, но и имена. Кабитэла стала Олларией, Талигойя — Талигом, а ее жители подданными чужеземной династии Олларов. Король Оллар сидел на троне и теперь, хотя за четыреста лет победители Дракона выродились и теперь управились бы разве что с ызаргом[6].

— Запомните, Ричард, — граф Ларак, высокий дворянин лет пятидесяти с худым, утомленным лицом вырвал внучатого племянника из невеселых раздумий о прошлом и еще менее приятных мыслей о будущем, — мы приехали не сегодня вечером, а завтра утром. Окделлам нельзя появляться в столице без разрешения и задерживаться дольше, чем требуется. Я должен передать вас с рук на руки капитану Арамоне и тотчас уехать, но мы поступим иначе. Вас ждет хороший вечер и знакомство с другом, но учтите — тайно принимая сына Эгмонта Окделла, он рискует больше нашего.

— Я никому не скажу, — заверил Дикон.

— Даже если у вас появятся друзья, они не должны знать о нашей встрече с кансилльером[7].

— Так мы едем к эру[8]Штанцлеру?

— К Штанцлеру, Дик. И вообще это имя вслух лучше не называть, да и слово «эр» приберегите для Окделла или… Агариса. Для Кабитэлы, тьфу ты, Олларии, хватит «сударя».

— Я понял. Я постараюсь.

— Стараться мало. Нам выпало жить во времена стервятников, такие люди, как Август Штанцлер, наперечет. Они слишком ценны для Талигойи, чтоб ими рисковать. Я не хотел ставить кансилльера под удар, но он весьма настойчив, чтоб не сказать упрям.

— Поэтому мы и поехали впереди свиты и в чужих плащах?

— Да. У ворот Роз нас встретит человек Штанцлера и проводит к нему.

— Ворота Роз? Но вот же они!

— Да, придержите лошадь. Мы приехали точно к назначенному времени…

Ричард послушно остановил измученного жеребца. Конь был не из лучших, но нынешнее положение Окделлов требовало скромности, чтобы не сказать самоуничижения. Молодой человек знал, что без заступничества кансилльера и королевы им пришлось бы еще хуже, но представить это «хуже» было трудно.

— Не пожертвуют ли добрые господа на храм Святой Октавии Олларской? — Ричард Окделл, вздрогнув, уставился на ухватившегося за его стремя монаха в черном балахоне и торопливо вытащил монетку. Окделлы, как и большинство Людей Чести[9], тайно исповедовали эсператизм[10]и именно поэтому не отказывали жадным святошам. Истинная вера в Талиге была не в почете, равно как и Честь.

— Святая Октавия не забудет вашей щедрости, — провозгласил монах, опуская суан[11]в опечатанную глиняную кружку, и зашептал: — Поезжайте вдоль городской стены. Там будет гостиница «Мерин и кобыла», спросите себе две комнаты окнами во двор и ждите.

Олларианец отпустил стремя Дика и завел свою песню о пожертвованиях перед каким-то торговцем.

— Ричард, — в голосе опекуна послышалась досада, — учитесь собой владеть, на вашем лице все написано. Впрочем, чего еще ожидать от сына Эгмонта?! Поехали!