Читать книгу "Работа над ошибками - Вера Колочкова"

– Да бог с вами, Иван Андреич! Мне ли вас учить? Я думаю, в вопросах грамотной профанации вам и равных-то нет.

– Что? Да как вы… Что вы себе позволяете? Кто вам позволил вообще так со мной разговаривать? Да вы… Да я вас уволю отсюда к чертовой матери! Девчонка! Пойдите поищите себе еще такое местечко! Профанация ей не нравится, смотрите-ка! Да на место моего помощника столько желающих найдется…

Иван Андреич неловко подпрыгнул в большом «царском» кресле, схватившись сосисочными пальцами за подлокотники, откинулся на спинку, задышал тяжело, со злобным недоумением уставившись на Наташу. Ну вот чего, скажите, так осердился? Не лучше ли было усмехнуться мудро и по-стариковски – ладно, мол, болтай, молодуха, и без тебя все понимаю… Что ж они все заводятся так, с полуоборота? Давеча тетка из автобуса, теперь начальник. Не люди, а марионетки какие-то. Вроде провокации так себе, от фонаря по вдохновению, а результат – пожалуйста. Закажешь хамство – выдают хамство, закажешь гнев – получите гнев… Очень много гнева! Вон, даже опасной апоплексической краской лицо у Ивана Андреича пошло. Стоп. Перебор, кажется. И перебор опасный. Вертаем-ка ситуацию назад…

– Иван Андреич, не сердитесь. Вы меня просто не так поняли, наверное. Конечно же я сейчас все сделаю. В лучшем виде.

– А… что же вы мне тогда толкуете о профанации? Зачем? Я разве интересовался вашим мнением? Я вам дал задание – сделать проект соглашения! А рассуждать вам команды не было! Так что будьте любезны!

– Да, Иван Андреич. Извините.

– Рассуждает она тут… Умные какие нынче стали! Молоко на губах не обсохло… Да попробовал бы я в свое время! Да мы и слова простого сказать не могли, любое задание как руководство к действию принимали! А вы, нынешние, хорошего отношения ценить не умеете! Развел я тут с вами демократию…

Иван Андреич глянул на нее совсем уж нехорошо – не с начальницкой обидой, а с человеческой. Возложив пухлую ручку в старческих веснушках на компьютерную мышку, отвернулся лицом к монитору, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена. То бишь недосуг ему тратиться на пустые разговоры – дела ждут. Которые там, вроде как в компьютере, насобирались. Наташа усмехнулась про себя – знаем мы твои дела… Всего только и умеешь, что лапку на мышку возложить да вывести на экран какую-нибудь таблицу для декорации. Но вслух произнесла, стараясь придать голосу побольше покаянных ноток:

– Ну что вы, Иван Андреич… Я очень даже ценю ваше хорошее отношение! Я сейчас все сделаю!

Начальник ничего ей не ответил, только чуть плечиком дернул капризно – уходи, мол, отсюда. Обиделся я.

Наташа встала, тихо побрела к двери, стараясь отобразить походкой большую виноватую удрученность. Ничего, от нее не убудет. Пусть Иван Андреич видит, как она раскаивается. Иначе и впрямь, не дай бог, затаит обиду и на самом деле решит поменять ее на другую помощницу. Надо будет в следующий «приход» ему дифирамбов побольше напеть. Так, на всякий пожарный случай. Старички любят дифирамбы. Они для них ценнее воздуха, воды и еды. А вот относительно своего дурацкого задания – это уж, Иван Андреич, извините, но фиг вам. Здесь вы точно обломаетесь. В смысле срочности, конечно. Подождет ваше никому не нужное соглашение. Сначала она своим делом займется, родненьким, которое тайное-личное-эгоистическое. Которое настоящее. А всякая чепуха из мира смешной псевдореальности – это потом, потом!

Войдя к себе, она первым делом распахнула настежь окно, с удовольствием впустила в комнату летние звуки и запахи вперемешку с летящим тополиным пухом. Какое все-таки чудо этот июньский тополиный пух! Нет, оно понятно, конечно, что для псевдореальности это всего лишь раздражающий природный фактор, но для нее-то – нет! Как на такую белую роскошь можно злиться? Летят по ветру пушистые вихри с тополиных веток, кружатся под шум листьев. Теплый снег в июне, поземка на тротуарах, головокружение свеженького, поспевающего лета, еще не утомленного жарким солнцем. Красота…

Тихо рассмеявшись, Наташа легко отмахнулась от ворвавшегося в комнату вместе с ветром большого пушистого кома, потом поймала его в ладони, протянула руки, отпустила на волю, как птенца. Душа внутри ворохнулась, будто потребовала в радостном нетерпении – ну, давай же! Садись, будем работать! Мы же вчера на самом интересном месте остановились, а ты тут стоишь, вдыхаешь и осязаешь, будто делать тебе больше нечего!

И впрямь – пора садиться. Часа на два улететь, а может, если повезет, и на три. Уйти из псевдореальности в свой мир. В настоящий. Туда, где она своему интеллекту хозяйка, где нет навязанной начальником пустой жвачки казенных фраз, давно уже набивших оскомину. А на лицо лучше хмурость синим чулком натянуть, на тот случай, если кто в дверь неожиданно вломится. Мол, некогда мне, я очень крутым делом занята. Важную бумагу для шефа пишу. Соглашение о сотрудничестве.

Опустившись тихой феей в кресло, она включила компьютер, ласково коснулась пальцами монитора. Привет, дружок. Ты готов? Так, вот он, скрытый от чужих любопытных глаз файлик…

Закрыв на секунду глаза, она мысленно постучала «в дверь». То есть никакой двери в прямом смысле слова не было, конечно, и в мыслях эта дверь как дверь ей не представлялась, просто ей казалось, что она стучит именно «туда».

В то самое пространство, откуда выдается страждущему порция необходимого творческого состояния. А без него, без состояния, ничего не получится. Даже плохонькая повестушка и то не получится…

Впрочем, повестушки давно уже остались где-то там, позади. Робкие, корявые, несмелые. После третьей собственной книжицы, вышедшей не в самом последнем столичном издательстве, она по собственному внутреннему волеизъявлению зачислила себя в ряды мало-мальских писательниц, мастериц женских романов. И ничего, что этих писательниц развелось в последнее время великое множество – ей-то до этого какое дело? Ну да, маститые-именитые во главе с кликушами-критиками на чем свет стоит конечно же изгаляются, костерят «бабскую слезливую писанину», их и хлебом не корми, дай только помянуть ее при всяком злобном случае. Ничего, пусть поминают, пусть мнут. Если тесто долго мять, хлеб только вкуснее будет. Сколько ни злобничай, а тиражи-то раскупаются! Пусть и домохозяйками, как эти маститые-именитые в один голос утверждают, но раскупаются же. А что, если женщина домохозяйка, она уже и не человек, что ли? Не читатель? И грамоте не обучена? А женщина, если она менеджер, например, или бухгалтер, уже только по этой причине претендует на чтение высокохудожественной литературы? Глупость какая.

Открыв глаза и, как ей показалось, войдя в «ту самую» творческую дверь (впрочем, она никогда не могла уловить момент этого перехода), Наташа пробежалась по строчкам, тотчас же увидев живьем свою героиню. Та еще вырисовывалась штучка, героиня эта! Стерва стервой. Анной зовут. Вот сейчас эта стерва беседует с героем по имени Антон. (Хорошо звучит, кстати, Анна – Антон!) И не просто так беседует – разговор у них важный, дальнейший сюжет романа определяющий. Анна героя из семьи уводит. От любящей и преданной жены по имени Любаша. Естественно, и обличьем стерва Анна и преданная жена Любаша сильно друг от друга отличаются. Любаша у нее вырисовывается маленькой недалекой блондиночкой, сильно озабоченной домашним уютом и трепетным отношением к мужу и, естественно, все свои женские силы в эти два обстоятельства вкладывающей. До того «довкладывалась», что давно уже на себя рукой махнула. А стерва Анна – у той все наоборот. На контрасте с Любашей она вообще суперженщиной выглядит. Агрессивно ухоженная, яркая брюнетка с фигурой и походкой манекенщицы, с обтянутым узкой юбкой худосочным тренированным задом. И прочие прибамбасы роковой красотки при ней. Тут вам, пожалуйста, и хищный взгляд, и густые прямые волосы цвета воронова крыла, и надменные брови вразлет, и нервное трепетание крыльев носа. Хотя здесь конечно же у будущих читательниц может возникнуть законный вопрос: а на фига такой роковой красотке сдался обыкновенный мужичок по имени Антон, да еще и чужой муж в придачу? И даже не может, а обязательно такой вопрос возникнет! И надо его обострить, и дать ходу, и развить до степени интриги, потому что в поисках ответа на него и заключается основная фишка романа. Читательницы сами должны догадаться, что такие женщины, как Анна, являются носительницами особой функции, очень нужной, можно даже сказать, подвижнической. То есть провоцируют естественный отбор среди замужних особей, держат их в постоянном тонусе. Чтоб они не расслаблялись любовью и преданностью до степени полного растворения в мужчине, а помнили о своей собственной личной и человеческой составляющей. Любовь – это хорошо, конечно, но нельзя же в этот костер последнее исподнее с себя кидать! Любить надо тоже с умом и оглядкой. То есть знать, что в любой момент может прийти санитар леса в лице девушки Анны и все перевернуть с ног на голову. То есть походя сожрать эту любовь, и даже не собственной волчьей сытости ради, а просто так, из любви к подлому искусству. Причем сожрать в кратчайшие сроки. И чем срок короче, тем ей веселее. Любашины отношения, например, Анна в три дня «сожрала», поставив свой личный спортивный рекорд.