Читать книгу "Дважды дрянь - Вера Колочкова"

А вот и ее двор. Кое-где в окнах зажегся свет, бледно-желтый, размытый наступившими сумерками. На скамеечке у подъезда бабушки сидят, улыбаются приветливо. Знакомые все бабушки. Майя их еще моложавыми тетками помнит. Как время быстро летит, как незаметно. Утекает, как песок меж пальцев. Почему-то особенно это чувствуется в такие вот осенние дни – последние теплые.

Дверь ей открыла мама. Заглянула в лицо тревожно, будто пытаясь на нем прочесть что-то для себя важное. Она в последнее время так и глядит на нее, с тревогой и страхом. Просто глядит, ничего не спрашивает. И спасибо ей за это. Чего спрашивать-то. И без того она все про нее знает. Может, и больше даже, чем Майя думает…

– Устала, Маечка? Как ты поздно сегодня…

– Да нормально, мам. Я так всегда прихожу. Темка дома?

– Нет. С Сашкой гулять ушли.

– А куда? Не сказали?

– Да ладно тебе – куда! Хватит уж его опекать-то! Парню твоему четырнадцать уже, а ты все кудахчешь над ним, как клуша… У нас здесь не Ленинград, не заблудится.

– Мам, ну какой Ленинград! Питер уж сто лет как не Ленинград!

– Да ладно, подумаешь… Это для вас он Питер, а для меня нет. Ты чай с нами пить будешь? Иль ужин тебе разогреть?

– С нами – это с кем? У нас гости, что ли?

– Ага. Зина вон пришла меня навестить. Сидим, чаи гоняем. В молодости-то некогда было дружить, теперь вот наверстываем.

– Ну-ну… Давайте…

– Здравствуй, Маечка! Здравствуй, красавица наша! – послышался из кухонных дверей ласковый голосок тети Зины, маминой подруги. Вскоре она и сама выплыла круглым маленьким тельцем в прихожую, стала смотреть на Майю, умильно улыбаясь и сложив руки на пухлом животе.

– Ой, да какая красавица, теть Зин… – шутливо отмахнулась от нее Майя, вытаскивая ноги из туфель. – Я и девчонкой в красавицах не ходила, а уж теперь-то…

– Ну, уж не скажи! – авторитетно заявила тетя Зина и одобрительно прищелкнула языком, продолжая ее разглядывать. – Некоторым бабам спелость очень даже к лицу! В девках гадкими утятами ходят, а потом догонять начинают. У меня вот сватья только к старости, например, на бабу походить стала.

– Вашей сватье, стало быть, старость к лицу пришлась? – весело проговорила Майя, проходя в свою комнату. – Интересная мысль, между прочим… А вы ей об этом сказали уже?

– Да бог с тобой, Маечка… Нет, конечно! Обидится еще… А ты что, чаю с нами не попьешь, что ли?

– Обязательно попью, теть Зин! Сейчас, переоденусь только…

Она вошла к себе, на ходу расстегивая пуговицы строгого черного пиджачка. Квартира была двухкомнатная, большая, с высокими потолками, но очень неловко устроенная. Отчего придумалось тому сталинскому архитектору соорудить на достаточно большом пространстве проходные комнаты, оставалось загадкой. Неудобно же! На таком пространстве можно было и трехкомнатную квартиру устроить запросто, и входы-выходы отдельные спланировать… А так получилось – две комнаты, и обе большие, хоть в футбол в них гоняй… Да еще и смежные…

Аккуратно повесив на плечики юбку и пиджак, она открыла платяной шкаф и пристроила туда свою строгую рабочую одежку. Потом постояла немного, задумчиво взирая на висящие в шкафу наряды. Хорошие наряды. Дорогие. Из той еще, благополучной жизни. Вон и платья вечерние висят… К чему ей теперь эти платья? Куда в них выходить-то? Продать их, наверное, надо. В комиссионку отнести. Чтоб не висели тут зря, не напоминали о том, какая она дрянь… Господи, да что эта «дрянь» сегодня так к ней привязалась? Да, дрянь. Ну и что? Так вышло, значит…

Сердито хлопнув дверцей шкафа, Майя натянула на себя старые бриджи, футболку, сунула ноги в шлепанцы. Усевшись с размаху в старое плетеное кресло, скрипнувшее под ней жалобно, вздохнула тяжело. Сколько можно себя казнить? Мама правильно говорит – раз жизнь зачем-то дадена, надо ж ее жить, а не казниться каждый день попусту. Жить и исполняться заботами. О своих близких думать. Надо вон тахту для Темки новую купить, например… На узеньком старом диванчике ему давно уже спать неудобно. Вымахал парень, большой уже стал, долговязый. На отца похож. Хотя про отца не надо. Закрытая у них эта тема. Болезненная. Да и не только тахту купить бы, неплохо вообще мебель в квартире сменить…

Обстановка в квартире и впрямь была странноватой. Смесь богатства и бедности, нового и свой век отжившего. Вот взять это кресло, что под ней, плетеное. Она его еще из детства помнит. Эти кресла, мама рассказывала, еще при бабушке с дедушкой куплены были. Тогда это особенным шиком считалось – чтоб плетеные кресла, а сверху на них яркие плюшевые чехлы надеть… И чтоб кругом все было такое же – плюшево-бархатное. И скатерти, и салфетки, и шторы на окнах с обязательными бомбошками. Или кисеей. Это уж кому на что фантазии хватало. А теперь на этом кресле накинут шикарный плед из альпаки, они с Леней такие пледы из Англии привезли… Или вон в комнате большой японский телевизор стоит, она его маме на юбилей подарила. А под телевизором – тумбочка дедовой работы. Топорная, из толстых досок сколоченная. А в углу – этажерка с книгами.

Вот кто-нибудь из современных модных дизайнеров знает, что это за конструкция такая – этажерка? Наверняка не знает. А на одной из полок этажерки Темкин ноутбук примостился. Кажется, будто даже съежился брезгливо от такого никудышного соседства. А что делать? Пусть терпит. Пусть ждет своего хозяина, пока он не нагуляется…

Посидев еще пять минут и поглазев на привычную обстановку, Майя поднялась неохотно, поплелась на кухню. Чаю и в самом деле хотелось. И съесть бы чего не мешало – весь день на одном утреннем бутерброде продержалась.

– Давай, садись, доченька… Вот, я тебе картошечки погрела… – засуетилась по кухне мама, одним глазом кося в экран телевизора, где вовсю развернулось страдальческое многосерийное действо. И тетя Зина, приложив ладошку ко рту и покачивая головой, страстно сопереживала монологу хорошенькой героини-блондинки, объясняющейся герою в своей то ли преступной, то ли коварной любви. А потом герой ответил ей что-то, и это «что-то» совсем, видно, героине не понравилось, и она заплакала, красиво дрожа полными чувственными губами. Целую минуту плакала крупным планом. С настоящей слезой. На этом серия и закончилась. Пробежали торопливые титры, и бодро-оглушительно грянула реклама, приглашая всех российских сопереживательниц оторваться от экранов телевизоров и приступить к своим прямым женским обязанностям.

– Ишь, как хорошо тебе, Алечка… Телевизор у тебя на кухне стоит… – завистливо вздохнула тетя Зина. – А мои как придут с работы, так ужин сразу просят. Вот я и мечусь из комнаты в кухню, так толком и не досмотрела до конца ни одну серию.

– Да не говори, Зин. Хорошее дело, конечно, когда телевизор на кухне стоит. Мне как Маечка купила пять лет назад новый телевизор, я сразу старый сюда приспособила. А то действительно, не набегаешься…

Они замолчали, снова дружно уставившись в экран. Большой рекламный блок заканчивался по-модному изысканной социальной рекламой, рассказывающей о проведении всероссийского конкурса среди одаренных детей. Хорошенькие ребячьи личики забавно улыбались в камеру, и голос за кадром ласково комментировал их прекрасное будущее – этот, мол, будет финансовым министром, этот президентом, а эта милая девчушка – непременно гениальной актрисой, и все они вместе возродят былую российскую славу…