Читать книгу "Не буди дьявола - Джон Вердон"

– А какой именно детский опыт, по-твоему, подпитывает убийства?

– Скорее всего, травматический ужас перед жестоким и скупым отцом.

– А как ты думаешь, почему он остановился после шестого убийства.

– Ты не думал, что он мог умереть? – Холденфилд беспокойно нахмурилась и посмотрела на часы. – Прости, Дэвид, не могу больше говорить.

– Я благодарен, что ты втиснула меня в свой сумасшедший график. Кстати, а, занимаясь этим делом, ты не беседовала с Максом Клинтером?

– Ха! С Клинтером. Беседовала, конечно. А что с ним такое?

– Об этом я хотел спросить тебя.

Холденфилд нетерпеливо вздохнула, потом быстро отчеканила:

– Макс Клинтер – оголтелый нарцисс, который считает, что все дело Доброго Пастыря вертится вокруг него одного. Плодит теории заговора – совершенно нелепые. Кроме того, он инфантил-алкоголик: в один несчастный вечер разрушил собственную жизнь и жизнь своих близких и с тех пор пытается объяснить это самыми диковинными способами и винит кого угодно, кроме себя.

– Почему ты думаешь, что он уже умер?

– Что?

– Ты сказала, что, возможно, Добрый Пастырь уже умер.

– Да. Возможно, умер.

– А почему еще он мог прекратить совершать убийства?

Она вновь нетерпеливо вздохнула, на этот раз театральнее.

– Может быть, его испугали шальные пули Клинтера, может быть, даже задели. Или у него случился срыв, психотический эпизод. Он мог попасть в психбольницу или даже в тюрьму по какой-то причине, не связанной с убийством. Тут может быть тысяча причин. Но бессмысленно об этом говорить без фактов на руках. – Холденфилд отошла от стола. – Извини, мне пора. – Она коротко кивнула на прощание и направилась к двери в гостиничный холл.

– Может ли у кого-либо быть причина мешать повторному расследованию? – бросил Гурни ей вслед.

Она обернулась и воззрилась на него.

– О чем ты?

– О той девушке, которая снимает передачу, – я рассказывал. С ней стали происходить странные события. Можно понять их как угрозы. По крайней мере, как попытку намекнуть, что ей не стоит заниматься своим проектом.

– Какого рода события? – Холденфилд как будто растерялась.

– Кто-то проникал в квартиру, перемещал имущество, исчезали, а затем находились в неподходящих для них местах кухонные ножи, на полу обнаруживались пятна крови, вырубались пробки, в подвале была специально подпилена ступенька. – Он чуть было не упомянул загадочный шепот, но промолчал, не вполне уверенный, что правда его слышал. – Возможно, ее преследуют по другой причине и эти угрозы никак не связаны с ее проектом. Но я думаю, что все же связаны. Я хочу у тебя спросить. Если допустить, что Добрый Пастырь еще жив, как, по-твоему, был бы он против, чтоб его обсуждали по телевизору?

Холденфилд решительно покачала головой.

– Как раз наоборот: он бы этого жаждал. Ведь он написал двадцатистраничный манифест и разослал его во все крупные СМИ. Такого рода психопатам, обиженным на все общество, нужна аудитория. Просто необходима. Им нужно, чтобы все признали важность их миссии. Все без исключения.

– Никаких идей, кто еще мог бы стоять за этими проделками?

– Нет.

– Значит, вот мне неразгаданная загадка. Наверное, агент Траут не согласится со мной поговорить?

– Мэтт Траут? Да ты шутишь.

– Таков уж я есть. Шутник Дэйв. Спасибо, что уделила мне время, Ребекка.

Все с тем растерянным выражением лица она развернулась и ушла в холл.

Глава 19

Поднять волну

Трое подростков в шортах и красных футболках гоняли мяч на идеальном газоне у озера. Их, похоже, не заботило, что солнце скрылось за набежавшими облаками и ранняя весна вновь уступила место зиме.

Гурни поднялся, растирая замерзшие руки. От вчерашнего падения болело все тело. Звон в ушах, раньше досаждавший ему лишь эпизодически, усилился. Не слишком твердым шагом он подошел к двери отеля и не успел ее открыть: его опередил молодой человек в строгой форме с механической улыбкой и невнятным голосом – ничего не разобрать.

– Простите? – переспросил Гурни.

Молодой человек повторил громче, на манер сиделки в доме престарелых.

– Я хотел спросить, сэр, все ли в порядке?

– Да-да, спасибо.

Гурни направился обратно к парковке. Ему встретилась четверка гольфистов в традиционных клетчатых брюках и свитерах с V-образным воротом: они как раз вылезали из громоздкого белого внедорожника, похожего на гигантскую мультиварку. В обычном своем настроении он бы улыбнулся, подумав, что эта мультиварка стоит семьдесят пять тысяч долларов. Но теперь машина показалась ему еще одним свидетельством упадка этого мира, в котором алчные придурки только и жаждут отхватить кусок дерьма побольше.

Возможно, Добрый Пастырь в чем-то и прав.

Гурни сел в машину, откинулся и прикрыл глаза.

Потом понял, что хочет пить. Он посмотрел на заднее сиденье, куда клал две бутылки воды, но бутылок не обнаружил. Значит, укатились под переднее сиденье. Гурни вышел из машины, открыл заднюю дверцу и выковырял одну бутылку. Затем, выпив около половины, снова сел на водительское сиденье.

Он опять прикрыл глаза, решив немного вздремнуть, чтобы в мозгу прояснилось. Но одна фраза Холденфилд никак не давала ему заснуть.

“Да ты шутишь”.

Он уверял себя, что Холденфилд просто неудачно выразилась, что она имела в виду лишь самодовольную неприступность, которой окружал себя Траут, а вовсе не то, что Гурни – незначительная фигура в правоохранительных органах. Или же неловко пыталась откреститься от просьбы, будто бы Гурни хотел, чтобы она его представила. В любом случае гадать об этом – ребячество и пустая трата времени.

Но все это были рациональные аргументы. А Гурни совершенно иррационально злился. Злился на самодура-агента, который, конечно же, не захочет с ним встречаться, на Холденфилд, которая так погружена в свои дела, что не станет вмешиваться, на всех этих снобов из ФБР.

В уме у него крутились отрывки доклада, идея Холденфилд про резонанс паттернов у серийного убийцы, профиль Доброго Пастыря, подпиленная ступенька, Робби Миз, уверявший, что Ким – психически неуравновешенная, странный Макс Клинтер, отвратительный Руди Гетц, это чертова красная стрела в саду. И среди всей этой сумятицы вновь и вновь как удар: “Да ты шутишь”.

А какого ответа он ждал? “Конечно же, он с тобой встретится. У тебя такая репутация нью-йоркского копа, что агент Траут будет просто счастлив”?

Боже! Неужто он таким жалким образом зависим от своей репутации? От того, признают ли его супердетективом в органах? Когда об этом заявляли на публике, ему всегда становилось не по себе. Но вот его статус проигнорировали – оказалсь, так еще хуже. И тут встал другой вопрос: а без статуса, без репутации – кто я такой?