Читать книгу "Хтон - Пирс Энтони"

Когда факел подняли, обнаружился потолок пещеры. Он оказался ниже, чем думал Атон, на расстоянии метров пятнадцати: глыбы висячих пористых образований, напоминающих морское дно, из которых струились вниз потоки мутного пара. Картина была довольно зловещей. Что это за пар, который тяжелее воздуха? Но дальний край по-прежнему не был виден, а глубина, куда опускался пар, — скрывалась в темноте.

Старшой крикнул. Эхо вернулось через десять секунд.

— Есть один способ определить, насколько глубока эта штука, — предложил какой-то мужчина.

Старшой улыбнулся.

— Нет! — воскликнул Первоцвет, тяжело подпрыгнув, чтобы остановить его. Но опоздал. Старшой бросил факел в поток пара. Первоцвет смотрел на него с ужасом. — Это газ, дурак! — крикнул он. — Сейчас загорится.

Отряд как завороженный наблюдал за летящим вниз факелом. Падая, он разгорался все ярче и озарял крутую стену у них под ногами. Яркость была невероятной; факел стал как бы малой сверхновой звездой. Теперь он отражался от белесого облака, заполнявшего дно расщелины. Ближняя стена ничем не выделялась.

Факел упал в облако. Беззвучно, как зарница, вспыхнул свет и исчез. Затем последовала еще одна вспышка, открывшая в неоновом свете величие Хтона.

Атон глянул вниз и увидел на фоне огня и пропасти манящее лицо Злобы. «Поцелуй меня! — молча говорила она. — Вот обратная сторона песни».

Сильные руки оттащили его назад.

— Неужели ты хочешь так глупо умереть? — прошептала Гранатка.

Наконец свечение погасло, и пропасть снова потемнела.

— Недостаточная плотность, — проговорил Первоцвет, обливаясь холодным потом. — Слава Хтону, ты не взорвал нас всех к черту. Ты знаешь, что это такое?

Старшой воспринял замечание:

— Что?

— Круговорот огня, — сказал Первоцвет. Десятки лиц уставились на него. — Смотрите, с потолка спускается пар, своего рода природный газ, и скапливается в озере на дне. Вероятно, существует множество ущелий и трещин, отсасывающих смесь к пламени. Километры труб, наподобие тех, по которым двигались мы, только гораздо глубже. Все в целом — громадная паяльная лампа (если вы помните старинный термин), выбрасывающая огонь и перегретый воздух с другого конца и нагревающая пещеры. По мере своего движения и расширения воздух охлаждается, снова попадает сюда и омывает эти насыщенные образования сверху, поглощая топливо.

— Все-то ты знаешь, — в изумлении произнес Старшой.

Это означало, как понял Атон, замкнутый круг. Водяные пары, кислород, горючее просачивались сквозь пористый камень, а физического выхода не было. Убежать здесь невозможно, даже если бы они сумели перебраться через пропасть. Сквозняк вел в никуда, они по-прежнему оставались в ловушке.

Отряд спал: мужчины и женщины, растянувшись на полу во всевозможных позах, набирались сил и смелости для возвращения назад, к реке. «Утром» неспособные или не желающие продолжать поход будут убиты и заготовлены на мясо: таков был заведенный порядок, и пока для его поддержания жребия не требовалось. Несколько добровольцев стояли на страже, хотя при нынешнем повороте событий химера ужаса уже не вызывала. Если бы она пришла, первый же крик вызвал бы дикую погоню — за ее мясом.

Гранатка не спала. Она молча и неподвижно стояла над отвесным склоном. Ее крупное тело за время голодного похода заметно похудело. Вскоре оно станет совсем тощим — но пока у нее прекрасная фигура.

Атон подошел к ней сзади:

— Я мог бы тебя толкнуть. — «Кончится ли это когда-нибудь?»

— По-моему, вода безопасна, — сказала она.

— Повернись.

Гранатка обернулась с угрюмой полуулыбкой. Атон положил ей руку на ключицу, касаясь пальцами шеи, ладонь посреди груди. Слегка надавил.

— Твое тело упадет в эту мглу, — сказал он. — Сначала будет кувыркаться, потом ударится о дно, и ни один звук не достигнет ушей, человека, а оно будет лежать там любовницей камня и газа, пока совсем не сгниет и не возгонится в пищу жертвенного пламени. Погребальный костер для Гранатки. Тебе нравится?

— Мы оба пили, и ничего не случились. Хорошая вода.

— Возможно, сначала я овладею тобой, — размышлял он. — Затем ты должна будешь умереть. Все, чего я касаюсь, должно умереть.

— Да.

Он слегка толкнул ее, но Гранатка не уклонилась.

— Позади тебя глубоко, — сказал он. — Как в колодце.

— Я никогда не знал наверняка, как она путешествовала, — говорил Атон. Его рука скользнула вниз, чтобы сжать ее грудь, но продолжала удерживать Гранатку у края. — Я оставил ее на астероиде, запер в космотеле, а сам угнал челнок, так что ей приходилось или оставаться там, или раскрыть свое местоположение внешнему миру. Я отправился домой, потом — на Идиллию, но каким-то непостижимым образом она не покидала меня… и я вновь нашел ее на Хвее. Ода была в лесу со своей песней — песней, которую она так и не завершила. Тогда я понял, что должен ее убить.

Босые ноги Гранатой стояли на самой кромке.

— Но там, в окрестностях усадьбы, не было ни скалы, ни горы. Понимаешь, это должно было произойти как-то по-особому. Я привел ее к лесному колодцу — узкому и глубокому. Пусть паденье убьет ее, как убило оно мою вторую любовь, как разбило раковину.

Он шагнул ближе и, согнув локти, положил руки ей на плечи.

— Ибо смерть превращает любовь в иллюзию. «Поцелуй меня, Атон», — сказала она там на горе, там у колодца. А потом возникла песня. — Он тряхнул ее: — Скажи так и ты.

Глаза Гранатки были закрыты.

— Поцелуй меня, Атон.

Смерть была к ней так же близка, как и его губы.

— Преступление, этот бутон фантазии, должен расцвести в реальности. Я коснулся ее губ. — Он осторожно поцеловал Гранатку. — И швырнул…

Атон грубо приподнял Гранатку, и ее ноги оторвались от края. Она колыхнулась над пропастью и рухнула вместе с ним на пол. Атон гладил ее волосы.

— И она сказала: «Я знала, что ты не сможешь этого сделать, Атон, — не сможешь в реальности». И я не смог. Ибо любовь превратила смерть в иллюзию.

Он обнимал ее, неподвижную и онемевшую.

— О тебе, Гранатка, нет песни, — сказал он. — Но если б я любил тебя, песня бы возникла, и ты бы погибла, ибо мной правит лишь миньонетка.

— Миньонетка, — прошептала Гранатка.

Он обнимал ее, угадывая страх.

— А моя планета, мой дом, моя Хвея продали меня Хтону, потому что я ее любил. Теперь я возвращаюсь.

— Мы все умрем, Атон.

— Проверь, у меня нет выбора, — сказал он, поцеловал еще раз в лицо, в грудь — и ушел.

12

«Тяжелый Поход, — думал Атон, — извлек нас из мира бушующих ветров, в котором мы так долго пребывали, не догадываясь, насколько он уютен. Поход показал нам мир сердцевины печи, где родившиеся газы бросают свою мощь в обширную систему, подобно самой Земле, без малейших послаблений и сострадания, чтобы сгореть быстро и ярко и вернуться, наконец, обессиленными лишь для того, чтобы вновь возродиться и сгореть. А сейчас Поход открывает нам последнюю из могучих стихий — мир воды».