Читать книгу "Солнце тоже звезда - Никола Юн"

Я киваю, вместо того чтобы ответить вслух. Не уверена, что смогу сдержать слезы. Вся надежда, которая у меня была, ускользает. Я утверждала, что мы должны обжаловать решение суда, но наш адвокат посоветовал этого не делать, объяснив, что нет выбора. Нам лучше добровольно уехать, чтобы в нашем деле не было отметки о принудительной депортации. Так у нас хотя бы останется надежда однажды сюда вернуться. Фицджеральд кладет ручку и откидывается на спинку кресла.

– Зачем вы сегодня ходили в Службу гражданства и иммиграции США? Это даже не в их юрисдикции.

Комок в горле мешает говорить, и мне приходится откашляться.

– Я не знала, что еще делать. – Я не верю в чудеса, но все же надеялась, что чудо произойдет.

Он молчит долго. Наконец я не выдерживаю.

– Все нормально, – произношу я. – Я знаю, что у меня нет вариантов. Я даже не знаю, зачем пришла сюда.

Я собираюсь встать, но он жестом просит остаться. Снова сложив пальцы домиком, он осматривает свой кабинет. Проследив за его взглядом, я вижу нераспакованные коробки, выстроившиеся у стены справа. За его спиной у пустого книжного шкафа стоит складная лестница.

– Мы только-только сюда въехали, – говорит он. – Рабочие должны были закончить ремонт несколько недель назад, но вы же знаете, что они всегда только обещают. – Он улыбается и прикасается к повязке на лбу.

– Вы в порядке, мистер Фиц…

– Все хорошо, – прерывает меня он, потирая повязку. Берет со стола фотографию в рамке и смотрит на нее. – Это единственная вещь, которую я успел распаковать.

Он разворачивает фотографию ко мне. На ней запечатлены он, его жена и двое детей. Они кажутся счастливыми. Я вежливо улыбаюсь. Он ставит фотографию обратно и смотрит на меня:

– Выход всегда есть, мисс Кингсли.

Проходит секунда, прежде чем я осознаю, что он снова говорит о моем деле. Я подаюсь вперед:

– Вы хотите сказать, что сможете решить эту проблему?

– Я один из лучших иммиграционных адвокатов в этом городе, – говорит он.

– Но как? – спрашиваю я. Кладу ладони на его стол, прижимаю пальцы к деревянной поверхности.

– Обращусь к знакомому судье. Он сможет отсрочить добровольную высылку из страны, чтобы вам по крайней мере не пришлось уезжать сегодня. После этого мы обратимся в комиссию по рассмотрению иммиграционных апелляций. – Он бросает взгляд на циферблат: – Дайте мне пару часов.

Я открываю рот, чтобы выспросить детали. Обычно они меня обнадеживают. На ум снова приходит то стихотворение. «Надежда – штука с перьями».

Я закрываю рот. Второй раз за день я отпускаю ситуацию. Возможно, сейчас мне и не нужны подробности. Будет здорово хоть на время переложить этот груз на другие плечи.

«Надежда – штука с перьями». Я чувствую, как она порхает в моем сердце.

Даниэль

ОТЕЦ МЕРИТ МЕНЯ взглядом с головы до ног, и я ощущаю себя второсортным раздолбаем, каким он привык меня считать. Для него я всегда буду Вторым Сыном, вне зависимости от поступков Чарли. Должно быть, сейчас я выгляжу еще хуже, чем когда только вошел в магазин. Верхняя пуговица оторвана. На рубашке пятно крови из разбитой губы. Весь потный, волосы прилипли к лицу. Идеальный кандидат на поступление в Йельский университет. Отец приказывает:

– Иди приложи к губе лед и возвращайся.

Чарли следующий.

– Ты ударил младшего брата? Вот чему тебя научила Америка? Бить родных?

Мне хочется остаться и послушать, чем это закончится, но ссадина распухает все сильнее. Я иду в подсобку, беру банку колы и прижимаю к губе. Мне никогда не нравилась эта комната. Она тесная и вечно завалена полуоткрытыми коробками с товаром. Здесь нет стульев, так что я сажусь прямо на пол, подперев спиной дверь, чтобы никто не смог войти. Мне нужно пять минут отдыха, прежде чем продолжить разбираться со своей жизнью. Губа пульсирует в такт сердцу. Интересно, понадобятся ли швы? Я плотнее прижимаю банку и жду, когда почувствую (или не почувствую) онемение. Вот что я получаю за то, что позволил Судьбе вести меня, – побит, без девушки, без будущего.

Зачем я перенес собеседование? Почему я позволил Наташе уйти? Может, она права. Я просто ищу кого-нибудь, кто меня спасет. Кого-нибудь, кто столкнет с рельсов, по которым катится моя жизнь, потому что сам не знаю, как это сделать. Мне хочется, чтобы мной всецело завладели любовь и судьба, чтобы мне не пришлось принимать решения о будущем. Это не я ослушаюсь своих родителей. Судьба все сделает за меня.

Банка с колой выполнила свою задачу. Губа онемела. Хорошо, что Наташи здесь нет, потому что теперь мне уж точно не до поцелуев, по крайней мере сегодня. А завтра мне не светит с ней увидеться. Хотя она все равно бы больше не позволила мне ее поцеловать.

Из-за двери доносится голос отца – он приказывает мне выйти. Я возвращаю банку в холодильник и заправляю рубашку. За дверью он один.

– У меня к тебе вопрос, – говорит отец, подойдя вплотную. – Почему ты считаешь, что то, чего ты хочешь, имеет значение?

Он спрашивает так, словно искренне недоумевает. Что это вообще за желания и потребности, о которых я говорю? Почему все это вообще важно?

– Какая разница, чего ты хочешь? Важно лишь то, что хорошо для тебя. Нас с твоей матерью волнует только то, что хорошо для тебя. Ты идешь учиться, ты становишься врачом, ты успешен. Тебе никогда не придется работать в таком магазине. У тебя будут деньги и уважение, и все, чего ты хочешь, появится. Найдешь достойную девушку. Заведешь детей и воплотишь Американскую Мечту. Зачем тебе выбрасывать свое будущее ради вещей, которые сейчас нужны, а потом нет?

Отец никогда еще не обращался ко мне с такой длинной речью. Он даже не злится. Говорит так, словно пытается втолковать мне нечто фундаментальное. Один плюс один равняется двум, сынок.

С тех пор, как он купил масляные краски для уммы, мне хотелось с ним поговорить. Хотелось понять, почему он желает для нас с Чарли вот этого всего. Почему это для него столь важно. Мне хочется спросить его, не думает ли он, что мамина жизнь была бы лучше, если бы она не бросила рисовать. Я хочу знать, печалит ли его то, что она перестала это делать, посвятив себя ему и нам.

Возможно, этот момент, этот разговор с отцом и есть суть сегодняшнего дня. Возможно, я начну его понимать. Или он начнет понимать меня.

– Anna… – начинаю я, но он жестом велит молчать. Воздух вокруг нас неподвижен, отдает металлом. Отец смотрит на меня, сквозь меня и мимо меня, уносясь мыслями в прошлое.

– Нет, – говорит он. – Дай мне закончить. Может, я сделал вашу жизнь слишком легкой, парни. Может, это моя вина. Вы не знаете свою историю. Не знаете, что такое нищета. Я не говорю вам, потому что думаю, так лучше. Лучше не знать. Может, я не прав.