Читать книгу "Пехотинец в Сталинграде. Военный дневник командира роты вермахта. 1942-1943 - Эдельберт Холль"

Ночью мы слышали рев двигателей наших самолетов. Русские, когда они узнали, что в ночное время наши самолеты сбрасывают контейнеры с продовольствием и боеприпасами, зажигали маяки так же, как это делают наши солдаты. В результате много таких контейнеров падало около позиций иванов или на ничейной земле. Каждый раз это становилось для нас тяжелой потерей.

В 20.00 в соответствии с распоряжением майора фон Нордхайма остатки штаба полка собрались в самом большом помещении бункера.

Рождественскую ель заменила сосновая ветка (откуда только удалось ее достать?). Хриплые солдатские глотки выводили слова песни: «Stille Nacht, heilige Nacht»[52].

У многих из них в горле вдруг появился комок. После этого к нам обратился майор фон Нордхайм. Он подчеркнул всю серьезность нашего положения, то, что все мы здесь, на востоке, находясь вдалеке от дома и от родных, сражаемся за свой народ. Свою речь он закончил словами:

– И не в последнюю очередь мы должны продолжать выполнять свой солдатский долг, потому что обязаны делать это ради наших павших товарищей.

За этой речью последовала песня «O, du frohliche»[53].

Затем десять товарищей спели песню «Стоит солдат на Волге» из «Царевича». И в конце вечера мы спели песню «O Tannenbaum»[54].

Потом все мы разошлись по своим укрытиям. По лицам товарищей я понял, что их мысли, как и мои, были о доме. Никогда в прежние годы нам не приходилось встречать Рождество в такой угнетающей обстановке. Я писал письмо моей дорогой маленькой жене и при этом старался скрыть мрачные чувства, неуверенность в том, что ждет нас.

Всем им дома и так хватает забот и тревог. Разве же должен я усугублять все это, пусть я и переживаю самые черные из темных времен?

На всех программах немецкого радио можно было передать поздравления с Рождеством домой со всех фронтов. Слышались голоса товарищей из Северной Норвегии, Африки и отсюда, из Сталинградского котла. Министр пропаганды рейха доктор Геббельс от имени родины выступил с обращением к солдатам, сражающимся на фронте.

Для нас, выходцев из Центральной Европы, все эти расстояния на карте казались огромными. А какие сложности с тыловым снабжением приходилось преодолевать нам здесь, в России! То от одних, то от других мы слышали, что танковые соединения группы армий фон Манштейна (группа армий «Дон») уже шли сюда, чтобы разблокировать котел с юго-запада. Эта новость давала нам новые силы, хотя сами мы знали, как трудно будет пробиваться вперед после этих обильных снегопадов[55]. И все же мы были уверены, что наше командование не оставит нас в бедственном положении.

24 декабря весь день шел такой снег, что трудно было разглядеть, что творится за десять метров от тебя. Откуда только берется эта мерзкая субстанция! Слава богу, на нашем участке все оставалось спокойным. Похоже, противнику тоже не сладко в такую погоду.

25 декабря

Мы ошиблись в отношении иванов: ровно в 05.00 25 декабря нас разбудили громкие звуки боя. Гром пушечных выстрелов, завывание «сталинских органов», взрывы гаубичных снарядов, как мне казалось, совсем рядом – на левом фланге боевой группы «Рейниш». Теперь можно было услышать и грохот выстрелов танковых орудий. В нашем штабе немедленно объявили тревогу.

Майор фон Нордхайм вызвал группу «Рейниш», откуда ему сообщили, что русские атакуют левый фланг 16-й танковой дивизии танками и большими массами пехоты. Главной целью была высота 139,7. Бой разгорался даже за левым флангом сектора группы Рейниша. Звуки боя продолжали доходить до нас целый день. Выдержат ли наши солдаты этот штурм? Мы все очень надеялись на это, хотя и понимали, насколько трудной является эта задача.

С каждым прошедшим часом снежные сугробы становились все выше, и передвигаться на местности становилось все более трудно. В таких случаях ходить почти невозможно, можно только бегать.

Вечером мы узнали, что, несмотря на тяжелые потери, противник захватил высоту 139,7. Наши потери также были очень высоки.

26 декабря

Около 03.00 рано утром 26 декабря, когда медленно поднимался рассвет, с севера вновь послышались звуки очередного боя. На запрос в штаб группы Рейниша нам ответили, что наша контратака на высоту 139,7 была отбита русскими огнем из укрытий. Очередной атаки русских не последовало. Однако наши товарищи получили приказ окапываться и строить укрытия – все это ночью, в накрепко замерзшей земле, под артиллерийским и минометным обстрелом, и, самое главное, при этом они должны были быть в любой момент готовы броситься на отражение вражеской атаки.

27 декабря

Вечером 27 декабря неожиданно появился мой Futtermeister Грегулетц.

Он беспокоился за наших оставшихся лошадей, которых укрыли где-то в городе. Грегулетц выглядел очень подавленным. Он доложил:

– Осталась всего горстка корма для лошадей. В любом случае самые слабые животные уже забиты. Большинство оставшихся тоже будут забиты. Когда удается добыть что-то, что может быть использовано в качестве корма для лошадей, самые сильные из них получают этот корм, чтобы они продержались в живых как можно дольше. Герр обер-лейтенант, до сих пор мне удавалось сохранять жизнь вашему Мумпитцу. Но теперь, как бы я ни старался, я не смогу сделать этого.

Я очень хорошо понимал своего старого фуражира, этого фермера из Верхней Силезии. Многие годы он ухаживал за ротными лошадьми. Ему удалось обеспечить их выживание в очень суровую зиму 1941/42 г. И вот он стоит здесь, беспомощный, не способный спасти своих доверчивых четвероногих друзей. Не имея необходимого фуража, он становился таким же бессильным, как и любой из нас.

Мы посмотрели друг на друга тяжелым взглядом, и я сказал ему:

– Тогда вам нужно забить и моего Мумпитца!

Крепко пожав друг другу руку, мы попрощались, и Грегулетц вышел наружу. Про себя я помолился за Мумпитца. Я не мог сдержать овладевшие мной темные мысли. Моя верховая лошадь Мумпитц останется в моей памяти таким же упрямым, полным жизни источником всяческих беспокойств. Он был плутом в лошадином племени.

28 декабря

Если не случится ничего непредвиденного, через три дня я снова вернусь в свою роту. Сейчас она называется 1-й ротой 79-го моторизованного полка и подчиняется 16-й танковой дивизии, но это все те же солдаты моего прежнего 2-го батальона 276-го гренадерского (пехотного) полка. К нам добавили лишь гауптфельдфебеля из прежней 1-й роты 79-го моторизованного полка с обозом. Он отвечает за снабжение солдат.