Читать книгу "Мужчина мечты. Как массовая культура создавала образ идеального мужчины - Кэрол Дайхаус"

Шарм чужаков намекал на другие миры: прошлые времена, все запретное и экзотическое; напоминал о восторге открытий и приключениях, связанных с воображаемым побегом от повседневности. По мере расширения британской экспансии в девятнадцатом веке привлекательность экзотики стала ощущаться на всех социальных уровнях. После смерти принца Альберта королева Виктория обнаружила, что ее привлекает мрачная и экзотическая фигура политика Бенджамина Дизраэли, англиканского неофита еврейского происхождения[422]. Воображение обоих будоражили истории Османской империи. Дизраэли называл Викторию своей «сказочной королевой», льстил ей титулом «императрицы Индии» и с рыцарским достоинством отправлялся в захватывающие дух внешнеполитические приключения[423]. Очарованная Виктория дарила ему примулы[424]. Когда в 1881-м Дизраэли умер, она прислала венок из примул с простой подписью: «Его любимые цветы»[425]. Привлекательностью еврейской экзотики пропитан роман Джордж Элиот «Даниэль Деронда» (Daniel Deronda, 1876). Молодой Деронда – красивый мужчина с таинственным прошлым, исключительной чувствительностью и неисчерпаемой моральной и духовной целостностью. Он относится к женщинам с уважением и стремится их защищать. Известные критики-мужчины вроде Генри Джеймса и Ф.Р. Ливиса не сочли этого героя романтичным[426].

Королева Виктория была близка и с Абдулом Каримом, мусульманином индийского происхождения, который служил при дворе с 1887 года. Он познакомился с королевой, когда ему было двадцать четыре года. Абдул был высок, строен и поразительно красив[427]. При первой встрече он поклонился и поцеловал ноги королевы. Он познакомил Викторию с карри, давал ей уроки урду и хинди. Королева называла его своим «мунши» (учителем или секретарем). Лаурицу Туксену она заказала написать портрет Карима маслом, а также заказала его портреты у художника-востоковеда Рудольфа Свободы и Генриха фон Ангели[428]. Такие близкие отношения между королевой и ее секретарем из Индии долгие годы провоцировали ревность и расистские комментарии, однако высоко ценились обоими участниками. Виктория была щедра с Каримом, одаривала его подарками и почестями. Когда королева умерла, Кариму по ее наказу было позволено присоединиться к похоронной процессии и видеть ее лежащей в гробу; однако после похорон Эдвард VII конфисковал у Карима все личные письма и выслал его[429].

Женщины разного общественного положения, скучающие в клетках домашнего хозяйства, мечтали о других мирах. Восток для жительниц Запада был плодородной почвой для фантазий – экзотический мир, в декорациях которого можно дать волю мечтам, находясь при этом на безопасном расстоянии. Королева Виктория никогда не бывала в Индии, хотя страстно коллекционировала индийские картины и произведения искусства и даже создала «комнату-Дурбар» в Осборн-Хаусе на побережье острова Уайт, декорирование которой доверили пенджабскому архитектору Бхаи Рам Сингху. Идея Востока вызывала в воображении мысли о сексуальном как у мужчин, так и у женщин: покладистые гурии и сексуальные рабы на заваленных подушками шелковых диванах, обитатели пустынь с ястребиным взглядом…

После смерти королевы Виктории подобные образы в кино и литературе стали появляться чаще и прорисовываться ярче. Шейх Э.М. Халл превратился в клише поп-культуры 1920–1930-х, однако свою мощь образ от этого не утратил. Э.М. Халл продолжила писать успешные романы в том же духе: «Сыновья шейха» (Sons of the Sheik, 1923), «Пустынный целитель» (The Desert Healer, 1925) и др. Луиза Жерар пошла по ее стопам и написала для издательства Mills and Boon книги «Раба султана» (A Sultan’s Slave, 1921) и «Сын Сахары» (Son of the Sahara, 1924). За следующие пятнадцать лет появилось огромное количество неизвестных писателей, публиковавших истории с подобными сюжетами в журналах вроде Peg’s Paper. Например, в 1939-м Peg’s Paper анонсировал «серию новых захватывающих публикаций» под названием «Зов Востока» (Call of East). На тот момент только вышла в свет «Невеста шейха» (Bride of a Sheik) – история об обреченной любви Джоан и «Ахмеда Бур Дина». Новый сюжет иллюстрировался изображением властной фигуры араба, возвышающейся над закованной в цепи девушкой. Ее волосы были уложены по последней моде, а соблазнительный свитерок идеально подходил к туфлям на высоком каблуке. «Он был безжалостен, он был прекрасен, – гласил слоган. – Она обожала его, но он родился на Востоке, а она – в Англии»[430]. Берберские и арабские костюмы стали новым символом мужественности, а мастерство верховой езды ценилось всегда. Шатры среди пустыни превратились в идеальные декорации для сцен пробуждения чувственности и знакомства с новыми, захватывающими дух удовольствиями. Очень важно было показать властность всех этих шейхов и принцев, доходившую иногда до того, что они заставляли своих женщин эти удовольствия получать. О дамской скромности придется позабыть, вряд ли кто-то обвинит вас в том, что вы поддались удовольствию. Очень важно также, что на самом деле контролировали все женщины – ведь мечтали-то именно они. Счастливый конец обычно был связан с тем, что у властного дикаря обнаруживались европейские или даже британские предки, происходило это обычно в самом конце книги. И хотя романы с представителями разных рас будоражили воображение читательниц, они редко заканчивались хорошо. Например, Ахмеда из «Невесты шейха» зарезала ревнивая рабыня Шелула, а Джоан в конце концов вернулась домой с крайне добропорядочным англичанином Дереком[431].