Читать книгу "Танки - Дмитрий Щербанов"

Лейтенант Мизулин спросил:

– Значит, ты утверждаешь, что тебя ударила по голове Катаева?

– Она попросила остановиться. Мы остановились. Я выбрался наружу, а она вдруг ударила меня сзади по голове, и я потерял сознание. Это она – враг! Это она подстроила взрыв грузовика сопровождения!

– Допустим, – сказал лейтенант. – А куда делся Михаил Ильич?

– Я видел какие-то тени, слышал звук приближающихся шагов. У неё явно были сообщники. Товарища Кошкина, наверняка, похитили как важный источник информации.

– А почему тебя не похитили, ты не знаешь?

– Откуда мне знать?! – продолжил юлить Василий. – У меня в голове всё помутилось, и они меня связали.

– Но не убили?

– Не убили…

Лейтенант Мизулин сделал вид, что удовлетворился такими объяснениями. Немного подумав, он спросил:

– И что это были за люди? Как они выглядели?

– Не помню… Я же сразу отключился…

– Но они хотели захватить секретный танк?

– Да, хотели.

– А почему же не захватили? Вот же он стоит, – вмешался в допрос Кайрат.

– Михаил Ильич вывел из строя аккумуляторы, и они не смогли его стронуть с места.

Кайрат мигом бросился к танку и через минуту подтвердил:

– Точно, запустить двигатель невозможно, аккумуляторы разряжены.

И тут лейтенант вдруг схватил допрашиваемого за грудки, сильно тряхнул и крикнул:

– Значит, тебя ударили сзади?! И ты сразу отключился?!

– Да, именно так, – затравленно пролепетал Василий Кривич.

– Так откуда же ты тогда знаешь, что аккумуляторы в танке разряжены?!..

Глава пятая

Смотр в Москве

А в это время всё уже было готово к проведению запланированного смотра на Красной площади.

Да, в 1939 году между СССР и Германией было заключено торговое соглашение, а потом и договор о ненападении. Но советскому правительству во главе с товарищем Сталиным было ясно, что Германия в скором времени нападёт на Советский Союз. Так что все заявления о том, что Иосиф Виссарионович до конца не верил в возможность войны с Германией и не принимал мер к отражению агрессии, не стоят и ломаного гроша. Георгий Константинович Жуков подготовил серьезнейший доклад «Характер современных наступательных операций». Регулярно проходили совещания высшего командования Красной Армии, в которых принимала участие и профессура военных академий. За их работой внимательно следил товарищ Сталин.

Жуков отводил главное место в надвигающейся войне стремительным действиям танковых и механизированных соединений при мощной поддержке с воздуха. Он торопил с формированием двадцати механизированных корпусов.

С другой стороны, в руководстве советскими вооружёнными силами всё ещё сильны были позиции так называемых «конников» – Ворошилова, Будённого, Кулика и других командиров, цеплявшихся за опыт давно закончившейся Гражданской войны. Например, товарищ Ворошилов с трибуны XVII съезда партии в 1934 году утверждал: «Необходимо раз и навсегда покончить с вредительскими „теориями“ о замене лошади машиной». Да, это было сказано в разделе его речи, посвящённом сельскому хозяйству, но главная мысль была понятна. Ворошилову вторил Ефим Афанасьевич Щаденко, бывший член Реввоенсовета 2-й конной армии, в которой он непосредственно руководил разгромом банд Махно, а ныне – заместитель Народного комиссара обороны СССР и начальник Управления по командному и начальствующему составу РККА. Он говорил: «Война моторов, механизация, авиация и химия придуманы военспецами. Пока главное – лошадка. Решающую роль в будущей войне будет играть конница».

И к мнению этих заслуженных людей прислушивались. В результате к 1 июля 1936 года в составе Красной Армии планировалось иметь 31 кавалерийскую дивизию. К началу 1937 года, то есть накануне «большой чистки», численность конницы в Красной Армии составляла 195 690 человек. Правда, уже в 1938 году были расформированы 13-я, 23-я, 26-я, 27-я, 28-я, 29-я и 30-я кавалерийские дивизии, и численность конницы сократилась до 138 560 человек. Однако на случай войны её легко могли развернуть до 255 300 человек. В начале 1940 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило постановление Комитета Обороны при СНК СССР «Об организации и численности Красной Армии». В соответствии с ним подлежали расформированию ещё пять кавалерийских дивизий и один запасной кавалерийский полк. В результате в составе конницы должны были остаться 5 управлений кавалерийских корпусов, 15 кавалерийских дивизий, 5 горных кавалерийских дивизий, 1 отдельная кавалерийская бригада и 5 запасных кавалерийских полков общей численностью 122 744 человека.

Сейчас читать подобное немного странно, но факт остаётся фактом: к началу Великой Отечественной войны в Красной Армии имелось 13 кавалерийских дивизий. При этом маршал Будённый утверждал, что только его любимая кавалерия сможет парализовать тылы немецких войск. И товарищ Сталин вроде бы поверил в большие возможности лёгких кавалерийских дивизий. Правда, маршал Шапошников засомневался: кавалерия без авиационного прикрытия бессильна, а раз так, то потребуются дополнительные самолёты. К тому же, говорил он, кавалерийские дивизии громоздки. Но Сталин сказал Шапошникову: пусть «старый рубака» играет в свои игры, лишь бы не лез в серьёзные дела[41].

* * *

В подобной обстановке проведение танкового смотра на Красной площади представлялось делом крайне важным и способным иметь самые далеко идущие последствия.

Все танки уже стояли на отведённых для них площадках. Комиссия во главе с товарищем Сталиным шла вдоль сверкающей парадным блеском шеренги бронированных машин. За Сталиным шли видные государственные деятели: Молотов, Ворошилов, Калинин, Берия. Следом шли нарком Малышев, руководители Автобронетанкового управления РККА и видные советские военачальники.

Рядом со своими боевыми машинами в шикарных кожаных костюмах и черных шлемах стояли танковые экипажи, составленные из заводских специалистов и водителей-испытателей. Они были готовы показать свои танки в действии.

В конце шеренги, в том месте, где должны были находиться «детища» Кошкина, стояли сам Михаил Ильич и Лида Катаева. Вид их после пешего перехода был довольно жалок. О моральном же состоянии и говорить не приходилось.

В голове Кошкина вертелась одна и та же мысль: это он предпочёл ехать своим ходом, это он не мог и не хотел упустить случая испытать своё детище в самых сложных условиях, это он по собственной воле поставил себя и машины в экстремальную ситуацию. И что теперь? Не захотел идти на компромиссы? И чего добился? Наступил самый ответственный момент, а «тридцатьчетвёрки» нет не месте, и как она теперь получит путёвку в жизнь?