Читать книгу "Квинтет времени. Книге 2. Ветер на пороге - Мадлен Л`Энгл"

– «Уолл-стрит джорнэл»!

– Что-что?

– Мистер Дженкинс читает «Уолл-стрит джорнэл»! Может, он и про это читал!

– Про что?

– Ну помнишь, я буквально месяц назад рассказывал вам про проект по естественным наукам, который делал в четвертом классе? Даже близнецам было интересно!

Мег внимательно слушала, одновременно стараясь передавать все услышанное мистеру Дженкинсу.

О том старом школьном проекте речь зашла в связи с огородом близнецов. Сэнди с Деннисом были озадачены и рассержены. На части перцев у них завязывались крупные, крепкие, здоровые плоды. А на других растениях перчики были хиленькие, вяленькие и бледненькие. Кальвина повели в огород – смотреть на неудавшиеся растения. Никаких очевидных признаков заболевания на них заметно не было. Тогда-то он и вспомнил тот проект, который делал в четвертом классе.

– А не может быть такого, что у растений были те же проблемы с митохондриями? – спросила Мег. – Вдруг эхтры и огородам вредят?

Кальвин отмахнулся от этого вопроса, чтобы подумать над ним позже:

– Не сейчас, Мег. Слушай! Я думаю, мой проект как раз поможет мистеру Дженкинсу все понять.

Мег будто воочию увидела, как дергается нос у мистера Дженкинса, так бывало всегда, когда директор был чем-то недоволен.

– Ну давай попробуем…

И она стала передавать ему все, стараясь излагать как можно проще. Вникание Кальвина сопровождало ее мысленную речь, обтекая и пронизывая ее.

В девять лет Кальвин много и жадно читал, все подряд, что только попадало в небольшую сельскую библиотеку. Библиотекарша, видя его любовь к книгам, поощряла мальчика, даже отвела ему в библиотеке небольшой персональный уголок и выдавала всю классику детской литературы, какую только можно представить. Кальвин тогда был полностью поглощен этими книгами.

А вот большую часть того, что задавали в школе, он считал скукотищей. Особенно всякие проекты по «наукам». Однако мальчик был чрезвычайно честолюбив и твердо решил сделаться первым в классе по всем предметам, даже по тем, которые он считал пустой тратой времени.

Наступила неделя, когда он должен был к пятнице сообщить тему своего проекта. Кальвину было скучно и ничего не хотелось, но он понимал, что что-нибудь выбрать придется. Об этом-то он и размышлял в четверг вечером, когда помогал старой миссис Банкомб разбирать чердак. Что бы такое выбрать, чтобы учительнице и одноклассникам было интересно и при этом самому не умереть от скуки? Работа была грязная и пыльная: чердак не разбирали годами. Миссис Банкомб ему ничего за это не заплатила, но пообещала отдать старый сервиз, который лежит где-то на чердаке. Возможно, она знала, что О’Кифы никогда не садятся за стол всей семьей, даже если бы захотели, потому что у них просто нет столько тарелок, чашек и блюдец.

Сервиз нашелся в коробке в самой глубине чердака. Посуда была завернута в старые газеты. Часть предметов была разбита, большая часть потрескалась, и вообще это явно не был какой-нибудь императорский фарфор. Кому же пришло в голову заворачивать их так старательно, как будто это невесть какая фамильная драгоценность? Ну, не важно. Главное, достаточно много посуды уцелело, чтобы ее стоило тащить домой. Кальвин показал добычу маме. Мама бестактно (хотя и справедливо) заметила, что это все старый хлам.

Мальчик развернул мятые, пожелтевшие газеты и углубился в чтение. Это были страницы из «Уолл-стрит джорнэл». Дата была оторвана, но бумага успела сделаться ломкой, так что Кальвин понял, что газета, наверно, очень старая. На глаза ему попалась статья о серии экспериментов, поставленных неким биологом.

Биологу пришла в голову идея – в те времена довольно необычная, – что растения способны субъективно реагировать на стимулы, и он решил измерить силу этих реакций, подсоединив электроды, подобные тем, что используются в детекторе лжи, к листьям большого, здорового филодендрона.

На этом месте клок бумаги был вырван, и Кальвин несколько предложений пропустил. Статья продолжалась с того места, что специальные иглы должны были записывать реакцию растения в виде графика, примерно так же, как записываются мозговые ритмы или сердечные сокращения во время электроэнцефалографии или электрокардиографии.

Биолог провел целое утро, глядя на то, как иглы выводят на бумаге прямую линию. Ничего. Никакой реакции. Иголка ни разу не дернулась. Линия ползла медленно и ровно.

Биолог подумал: «Нет, я заставлю растение реагировать! Подожгу-ка я один из его листьев».

И тут самописец размашисто задергался, отражая тревогу.

Остальная часть статьи была оборвана.

Мысли мистера Дженкинса донеслись до Мег вполне отчетливо, хотя и раздраженно:

– Ну, читал я эту статью. Я еще тогда подумал, что это какой-то псих пишет.

– Большинство крупных научных открытий совершили психи – или, по крайней мере, люди, которых все принимали за психов, – мысленно ответил Кальвин.

– Взять хотя бы моих родителей, – добавила Мег, – в те времена, когда не было доказано, что часть их открытий точно правда.

– Послушайте! – продолжал Кальвин. – Это же еще не все! Я нашел среди тех газет еще одну статью!

Во второй статье рассказывалось о том, как этот биолог уехал читать лекции по всей стране. И попросил одного из своих студентов ухаживать за филодендроном, следить за ним и записывать его реакции.

Иглы нервно дергались каждый раз, как самолет биолога взлетал или садился.

– Но откуда же растение знало? – спросила Мег.

– Вот знало.

– Но это же такое расстояние! – возразила она. – Как мог филодендрон, обычное комнатное растение, знать, что происходит за сотни миль от него?

– И почему ему было не все равно? – кисло добавил мистер Дженкинс.

– Похоже, что расстояние имеет не больше значения, чем масштаб. Или время. Ну а что касается того, почему ему было не все равно, это уже не входит в область доказуемых научных фактов.

В качестве своего проекта Кальвин взял вариант того же эксперимента. Правда, измерить субъективные реакции растения он не мог, поэтому решил просто посадить три боба.

Мистер Дженкинс отнесся к этому довольно пренебрежительно.

– Погодите! – мысленно предупредила его Мег. – Ведь это же Кальвин все сам придумал. А ему тогда было всего-навсего девять лет, и он не знал, что такие эксперименты уже проводились.

Один боб Кальвин посадил в горшок, который поставил на кухне у себя дома. Он поставил горшок на подоконник, где ему было достаточно солнца, и поливал каждый день. Братьев и сестер он предупредил, что если кто этот горшок хоть пальцем тронет, то пожалеет. Они знали, что с Кальвином лучше не связываться, поэтому к растению действительно никто даже не прикасался. Однако же растение слышало…