Читать книгу "Кормилица по контракту - Татьяна Бочарова"

С этого дня путешествия по коттеджу вошли у нее в привычку. Постепенно она обшарила в доме каждый уголок, кроме кабинета Вадима и еще нескольких комнат, которые неизменно запирались на ключ. От скуки и вынужденного безделья Валя даже игру себе придумала: воображала себя хозяйкой роскошного особняка, законной женой Тенгиза, представляла, как они живут здесь вместе, спят в шикарных постелях, отдают распоряжения слугам. Возможно, эта ребячески глупая забава была продиктована тем, что когда-то в детстве она не доиграла, не успела доиграть, будучи в семье старшим ребенком, которого родители поневоле вынуждены были загрузить кучей взрослых проблем.

Так или иначе, Валя получала от своих фантазий невероятное удовольствие, подолгу вертелась перед зеркалами какой-нибудь из спален, принимала различные царственные позы и командовала властным голосом, явно подражая Кире:

— Наташа, почему на батареях пыль?

— Нюта, сбегай вниз, проверь, закрыто ли окно в гостиной!

Сама Кира ничего не знала о занятиях юной подруги, а если бы узнала, то наверняка от души бы посмеялась, глядя на выражение надменности и превосходства на простеньком и наивном Валином личике. Впрочем, ничего запретного или дурного в том, что делала Валя, не было. До поры до времени.

Как-то, во время очередной своей прогулки, она заметила, что одна из дверей первого этажа, обычно всегда запертая, сейчас чуть приоткрыта. Очевидно, горничная только что убирала в комнате — в конце коридора сиротливо стоял моющий пылесос.

Валя с минуту поколебалась, но любопытство оказалось сильнее страха быть застигнутой врасплох. Воровато оглянувшись и не обнаружив никого вокруг, она, точно мышь, прошмыгнула внутрь, плотно прикрыла за собой дверь и остановилась, пораженная увиденным. Перед ней была все та же спальня, но, в отличие от прочих гостевых комнат, лишенных жильцов и оттого холодноватых и неуютных, несмотря на богатое убранство, здесь всюду чувствовались следы обитания: уголок шторы был небрежно отогнут, из-под него виднелся забытый на подоконнике глянцевый женский журнал. На тумбочке у кровати лежала полупустая пачка легких сигарет с ментолом, на ковре стояли изящные и дорогие дамские домашние туфли. В зеркале трюмо отражался стеклянный стакан, край его был выпачкан розовой губной помадой. На спинке резного стула висел легкий, кисейный пеньюар.

Создавалось полное впечатление, что молодая и очаровательная хозяйка комнаты совсем недавно покинула ее и вот-вот вернется. Несомненно, эта была спальня покойной Лики — именно ее вещи, нетронутые после смерти, рассматривала сейчас Валя.

Она перевела взгляд на стену над кроватью. Там висела большая, многократно увеличенная цветная фотография, изображавшая юную красавицу с пышной лавиной рыжевато-каштановых волос, распущенных по плечам и груди. Лицо девушки дышало негой и безмятежностью, губы, влажные и пухлые, были слегка приоткрыты и между ними виднелись ослепительные, жемчужные зубы.

Валя ни разу до этого не видела жену Вадима. Нигде в доме не было ее фотографий, а Кира, которая неоднократно обещала привезти от матери свои юношеские альбомы, почему-то всякий раз забывала сделать это.

Красота и изящество Лики поразили Валю. Она стояла у кровати, не в силах оторвать восхищенных глаз от портрета. Вот почему Вадим так любил жену — немудрено, с такой-то ее внешностью. Сама Лика наверняка платила ему взаимностью, иначе лицо ее не было бы таким сияющим, полным блаженства и счастливым, каким может быть лишь лицо по уши влюбленной женщины…

Позади тихонько скрипнула дверь. Валя вздрогнула и обернулась. На пороге стоял Вадим, как всегда мрачный и угрюмый. Глаза его метали молнии, черные брови угрожающе сдвинулись над переносицей. Валя тотчас почувствовала, как у нее привычно слабеют ноги.

— Интересно узнать, какого черта вы тут делаете? — едва сдерживая ярость, тихо спросил Вадим и сделал шаг к Вале.

— Я… я… — Она попыталась сказать что-нибудь в свое оправдание, но все мысли вылетели у нее из головы. Ею овладела паника, близкая к ужасу.

Вадим молча стоял перед Валей и ждал, пока она ответит. Наконец ей удалось немного справиться с волнением и страхом.

— Я… зашла сюда случайно, — выдавила Валя, с трудом шевеля непослушными губами.

— Зачем?

— П-просто. Хотела… немного развлечься.

— Развлечься? — рявкнул Вадим в гневе. — Я плачу вам огромные деньги вовсе не для того, чтобы вы развлекались, шастая по моему дому, да еще по тем местам, куда вход посторонним категорически воспрещен! Немедленно ступайте вон и отныне не забывайте, кто вы и для чего тут находитесь. Вам ясно?

Кровь бросилась Вале в лицо. Вадим говорил с ней, точно с нашкодившей девчонкой, так, будто она была застигнутой на месте преступления уличной воровкой, а не женщиной, кормящей грудью его сына, чьи нежные, ласковые руки малыш знал с первых дней своего существования. На глазах моментально вскипели слезы обиды и горечи. Валя почувствовала, что не может больше стоять, и без сил опустилась на краешек кровати.

Она плакала навзрыд, безутешно и отчаянно, сердце у нее в груди болезненно и остро сжималось. Грубость Вадима явилась лишь поводом. Валя сама не осознавала, сколько накопилось в ней невыносимой, невыплаканной боли — от разом рухнувшей любви, от предательств и унижений. А главное, от потери ребенка, по которому она, оглушенная снотворными уколами, не успела пролить в больнице ни слезинки, а потом не имела на это права, приняв на плечи заботы о чужом малыше.

В мозгу ее стучала одна-единственная мысль: «Теперь он точно выгонит меня. Ну и пусть. Пусть. Я не хочу так жить, я вообще не хочу жить!»

Послышались приглушенные шаги, на плечо Вале легла тяжелая ладонь.

— Ну что вы, что вы! — мягко и несколько растерянно произнес Вадим. — Я вовсе не думал, что вас настолько обидят мои слова. Ну же, Валентина!

Он попытался взять ее за подбородок и заглянуть в глаза, но Валя в отчаянии закрыла лицо руками. Тогда Вадим силком разжал ее пальцы. Она увидела прямо перед собой его черные, расширенные зрачки, в которых затаились страдание и боль, и почувствовала стыд. Ему тоже тяжело, так же, как ей. Просто он не может заплакать, только и всего.

— Простите, — жалко пролепетала она, размазывая по щекам слезы.

— Ничего. — Вадим чуть наклонил голову и погладил Валину руку. — Ничего. Вы тоже меня простите. Я был слишком резок. Я сожалею.

— Да, да. — Валя кивнула и встала. — Я пойду?

— Идите.

Она медленно двинулась к двери, преодолевая непонятное и неодолимое желание обернуться. Вадим ничего больше не говорил, не окликал ее. Так и не взглянув на него, она вышла в коридор. Вынула из кармана платок, привела в порядок лицо и поднялась наверх, в детскую.

Антошка только-только проснулся и возился в кроватке, тихонько лопоча что-то на своем инопланетном языке. Валя взяла его на руки, прижала к груди, тихонько покачивая. Малыш коснулся ее щеки своей бархатистой, сладко пахнущей молоком, щечкой.