Читать книгу "Топот шахматных лошадок - Владислав Крапивин"

— Кто?.. А чего это на ночь глядя?.. А завтра никак?.. Ну, Костя, что за фантазии!.. Черт бы вас побрал! Хорошо, буду…

И я вернулся к Лидии.

— Травкин звонил. Говорит: какая-то неожиданная ситуация-информация, надо обсудить срочно. Придется ехать…

Лидия смотрела понимающе, будто заранее знала про такой звонок.

— Ты ложись, не жди, — неловко сказал я.

— Только не напивайся там, — попросила она. И на этот раз я не испытал ни раздражения, ни досады. Лишь резкую печаль.

6

Все, что двигало мной, теперь не поддавалось объяснению.

Будто во сне я вышел на улицу Хохрякова, встал у поребрика, вдоль которого проносились ослепительные, пахнущие бензином фары. Поднял руку. Тормоза взвизгнули сразу. И… надо же! Водителем оказался небритый детина, который утром возил меня на улицу Лесорубов. Оскалился:

— Ха! Вроде знакомый! В совпадении была мистика. А в ней — неосознанная закономерность. Опять же как во сне.

— На Черданское шоссе, — сказал я.

— За столько же, как в тот раз, — нагло сказал он.

— За столько же…

Черданское шоссе было то самое, по которому мы с Вовкой три дня назад уезжали от кладбища.

В зеркальце над ветровым стеклом, в полумраке, колюче поблескивали глаза водителя.

— Чегой-то тебя, друг, мотает сегодня по окраинам… — сказал он.

— Мотает…

— Видать, дела?

— Ты ведь стольник просил, не так ли? — сказал я.

— Как договорились. А че?

— Тогда помолчи.

— Понял…

Я велел ему остановиться у поворота на шоссе. Не хотел, чтобы он знал, куда я иду.

— Ля-ля-ля… Нехорошие здесь места… — протянул он, пряча сотенную бумажку.

— Понял, — сказал теперь я и тут же забыл об этом. Подождал, когда небритый тип уедет, и пошел по обочине.

Справа тянулась кладбищенская изгородь, сложенная из ребристых каменных плиток. Над ней чернели великанские головы сосен. Слева была пустошь. Далеко за ней мигали редкие огоньки, а на низких тучах вспыхивали зеленые отблески далекого трамвая. Темноты не было. В тучах, пообещавших было грозу, появился широкий разрыв, выкатилась большущая луна кирпичного цвета. Она светила, как театральный прожектор, затянутый грязной оранжевой марлей. Тучи впитывали это свечение и принимали бурый оттенок.

И неестественный свет, и само появление круглой луны вносили свою долю в ненатуральность происходящего.

Ведь на самом-то деле, по календарю, следовало появиться месяцу в последней четверти, и то ближе к утру. Я отметил этот факт, но он отложился у меня в голове отстраненно, без удивления.

На пустоши, недалеко от дороги, громоздились на фоне туч будто нарисованные тушью конструкции. Какие-то искривленные башенные краны и обрывки эстакад. Странно — в прошлый раз я их не заметил… От конструкций ощутимо пахло ржавчиной. Этот запах перемешивался с запахами болота, теплого асфальта и бензина. Но машин не было — ни обгоняющих, ни встречных. И пешеходов, конечно, не было — кого сюда понесет в такую пору!..

И тихо, тихо, тихо. Только мои шаги…

Я шел как заведенный. Расталкивал грудью плотный душный воздух. Во мне была спрятана четкая цель, но в то же время все, что делалось со мной, и все, что было вокруг, явно отдавало природой потусторонних пространств или сном. И в то же время не было в этом сумрачной таинственности и торжественного настроя души, а была какая-то расхлябанная дурь. Она лезла в меня снаружи и отзывалась внутри обрывками паршивых воспоминаний, кривляющихся мелодий и дурацкими строчками, которые появлялись неизвестно откуда. Стоило мне взглянуть на черные конструкции, как в голове начинало прыгать:

Всюду краны, краны, краны, Поржавевшие вконец. Ах, не сыпьте соль на раны — Этой строечке п…ц!

А когда я переносился мыслями вперед, начинала вертеться в памяти залихватская частушка студенческих времен:

Вот, друзья, профилакторий. По названью крематорий, Каждый будет в нем здоров — Было бы побольше дров!

Я мотал головой, чтобы прогнать поганую песенку. Сейчас она была не просто поганая, а кощунственная. Ведь я шелк стене.

«Это недалеко, вон там, у самой изгороди… стена такая из кирпича, в ней углубления, а в них вазочки с пеплом. И больше ничего. Только снаружи дощечки с именами и фотографиями…»

«А интересно, у него какая вазочка? Наверно, самая дешевая. Кто стал бы тратить большие деньги ради мальчишки. Да и не было их, скорее всего, у тетки… Идиот, что значит «интересно»! Совсем это неинтересно!» Пепел мне был не нужен. Мне был нужен снимок на табличке. Я высвечу его ярким фонариком-брелоком и нажму кнопку спрятанного в мобильнике аппарата. Потом я увеличу снимок на экране компьютера, обработаю в программе «Фотошоп» и превращу в портрет. И больше никогда не пойду к стене с табличками. Вовка будет у меня дома…

По здравом размышлении, вовсе не было резона переться на кладбище в такую пору. Никто не мешал дождаться дня и отыскать, что хотел, при солнечном свете. И легче, и безопаснее — меньше риска свернуть себе шею или наткнуться на опасных типов. Но это — именно по здравом размышлении. А его тогда у меня не осталось ни вот на столечко. Была лишь неумолимая тоска, было отчаянное желание немедленно сделать хоть что-то такое, чтобы… Чтобы что? Сохранить хоть какую-то, пускай призрачную связь с Вовкой? Оправдаться перед ним? Просто уменьшить тоску?.. Мне казалось, что я совершаю тайный обряд, который освободит от тяжести душу. Снимет с меня вину…

А об опасностях я, кстати, и не думал. Ничуть…

Наконец я увидел в кладбищенской изгороди черный провал. Тот самый, из которого мы с Вовкой выбрались сюда, на шоссе. Не сдерживая шага, я по шумно зашелестевшей лебеде приблизился к пролому и с маху окунулся в него.

Здесь все оказалось не так, как на дороге. Сразу обняла меня тьма. Непонятная луна осталась в другом мире. Навалились влажные кладбищенские запахи. И… никакого страха. Да, никакого, хотя казалось, что вокруг, повсюду много невидимых существ. Они приблизились с осторожным любопытством, но без всякого желания причинить зло. А когда они тонким чутьем жителей иного мира ощутили, зачем я здесь, то даже прониклись пониманием. И, наверно, это их понимание позволило мне быстро добраться, куда я хотел, — не плутать среди неразличимых надгробий, не застревать в кустах и не путаться в травяных плетях, а через минуту оказаться у пахнущей кирпичом стены со смутно белеющими квадратами табличек.

Я уперся в теплые кирпичи ладонями — понял вдруг, что устал. Отдышался. Включил фонарик-брелок. Тонкий луч прорезал сумрак, отвоевав у него кусочек реального мира. Сопровождавшие меня невидимки деликатно отступили подальше в чащу.