Читать книгу "Москва - Испания - Колыма. Из жизни радиста и зэка - Лев Хургес"

По плану мы не должны были заходить ни в один из промежуточных портов, а следовать прямо: Севастополь – Картахена. Снабдили нас в Севастополе продуктами по-царски: часть верхней палубы отгородили досками, и в этом загоне поместился целый скотный двор – коровы, овцы, гуси, куры и целая куча всякой живности. Если бы не легкое покачивание парохода на волнах (а погода была на редкость тихая), то, сидя около радиорубки и закрыв глаза, вполне можно было себя представить где-нибудь в деревне: коровы мычат, овцы блеют, куры кудахчут. Вся эта живность специально предназначалась для нашего стола и неплохо разнообразила наше меню за время путешествия.

Надо сказать, что душевные переживания нисколько не повлияли на наш аппетит, и к концу пути все это мы подъели начисто: в Картахену привезли лишь одного козла Ваську, погруженного на борт или для шутки, или по ошибке. Несмотря на все «покушения» повара, команда все-таки его отстояла, хотя и капитан, не терпевший этой породы на борту, с первого же дня распорядился «смайнать» его за борт. Вообще говоря, этот Васька сыграл немалую роль в поднятии морального духа команды: обладая весьма живым характером, он легко перегрызал веревку, перелезал через загородку и шнырял по пароходу, внезапно появляясь в самых неожиданных местах. В конце концов его ликвидация стала для капитана и повара вопросом престижа, а его спасение для нас – чем-то вроде игры. Где только Ваську ни прятали: и в кочегарке, и в штурманской рубке, и однажды, когда опасность казалась слишком серьезной, даже в святая святых – у меня радиорубке. И все же в Испанию его привезли живым и невредимым. И надо было видеть, с каким восторгом в Картахене испанские моряки окружили прибывшего из Севастополя сквозь фашистскую блокаду русского козла Васильку. «Русо бок!», «Русо бок!». Васька с достоинством принимал эти знаки внимания своей особе, считая себя, по-видимому, героем дня.

Но все это позже, а пока время шло, и нас еще никто не потопил. Ночь сменилась ясным солнечным утром и прекрасным днем, почти летним. Море – как зеркало, а редкие суда салютуют своими флагами нашему «родному» мексиканскому флагу, не так уж часто встречающемуся на Черном море.

Жизнь на пароходе начинает входить в нормальную колею. Обильные (по испанскому укладу дважды в день – в 11 и в 17 часов) «трапезы», запиваемые великолепным испанским вином «Риоха» (запасы которого на пароходе, по-видимому, были неисчерпаемыми), концертные исполнения русских песен оказавшимся среди нас баянистом (как это еще ретивый помощник комиссара Мейера не отобрал у него баян, ведь в его инкрустации тоже была пятиконечная звездочка – улика), азартная игра в «очко» (за неимением мелких денег на папиросы, ведь каждому из нас, перед отъездом, выдали по большому фанерному ящику первосортных папирос, даже мне, в то время некурящему, выдали ящик «Театральных») – все это делало бы наш рейс приятной туристской поездкой, если бы не непрерывно гложущая мысль: «А вдруг сейчас из воды покажется перископ субмарины и конец всему». (Не все из нас тогда знали, что для потопления парохода подлодке не обязательно всплывать, она это может сделать и в погруженном состоянии.) Но перископ пока не появлялся, и через тридцать шесть часов после отбытия из Севастополя рано утром в виде неясной дымки показались берега Турции.

Поскольку проход через Босфор требовал соблюдения некоторых формальностей, то к этому времени мы уже стали испанцами. Убрали вторую трубу, перекрасили настоящую, и подняли свой «истинный» красно-желто-фиолетовый флаг. Часам к семи утра мы уже стояли посередине Босфора. Посмотрели мы с Жорой в иллюминатор радиорубки (чтобы не портить испанского вида парохода, всем нам – советским добровольцам, запретили появляться на палубах, и мы отсиживались по каютам) на Константинополь, на собор Айя-София, и невольно пришла в голову мысль: а стоило ли для того, чтобы сменить полумесяц на крест на этом сером здании с несколькими башенками, отправлять на тот свет столько миллионов людей? А ведь именно это было чуть ли не главным поводом не только нашей войны с турками в 1914 году, но и многих войн до этого. После короткого раздумья мы единогласно решили, что лично нам этот полумесяц нисколько не мешает и воевать с турками из-за этого мы не будем. (Правда, Жора расстраивался, что ему не удастся, хоть ненадолго, попасть в Перу и Галату с их злачными местами; но он несколько утешился, когда узнал, что эти богоугодные заведения и в Испании функционируют нормально).

Стамбульский берег представлял из себя гряду невысоких гор, густо заросших зеленью, сквозь которую виднелись виллы, принадлежавшие явно нетрудовому элементу. Но турки остались турками: на фоне такой красоты (недаром Босфор считался одним из красивейших мест мира), на самой верхотуре стамбульского берега, над кипарисовыми рощами и роскошными виллами, за высокой кирпичной стеной «красовалось» огромное пятиэтажное здание с зарешеченными окнами и обилием часовых везде, где только можно было. В хороший бинокль отчетливо были видны повисшие на решетках окон люди в полосатых костюмах. Судя по всему, то был не фешенебельный курортный отель, а тюрьма.

Вообще говоря, трудно себе представить большее издевательство над элементарной эстетикой, чем тюрьма в таком месте. Это примерно то же самое, что поставить общественный писсуар и помойный ящик посреди роскошного цветника в парке и, по-видимому, это возможно только в Турции. Согласно конвенции Монтре[111], проход торговых судов через Босфор и Дарданеллы должен был осуществляться беспрепятственно, но местные власти имели право медицинского досмотра, чем турки и не преминули воспользоваться. Хотя наши судовые документы были в полном порядке, все же нас остановили на рейде для принятия на борт турецкого врача, и почему-то на всякий случай с обеих сторон нашего парохода встали два турецких сторожевика, которые даже навели на нас расчехленные орудия. Кроме нас, такой чести не удостоился ни один из многочисленных «купцов», стоявших на Босфорском рейде. Судя по всему, характер нашего груза туркам был хорошо известен (и, наверно, не только им), и нас просто решили немного подержать на рейде Босфора. Прибывший вскоре турецкий врач не стал утруждать себя такими деталями, как осмотр санитарного состояния парохода и команды, а сразу же спустился в капитанскую каюту, где начал основательно нагружаться испанскими винами и русской водкой.

Чтобы поскорее избавиться от турка, в его катер быстренько погрузили два ящика водки и несколько ящиков апельсинов (оказывается, что это был вполне официальный бакшиш, который взимался врачом при каждом досмотре). Но отделаться от врача так быстро не удалось: дело в том, что за «досмотр» ему полагалось еще и 75 долларов, причем эти деньги должен был уплатить сам испанский консул в Константинополе. День был как назло воскресный, и не предупрежденный заранее консул (сыграл роль фактор секретности рейса) уехал куда-то отдыхать от своих многотрудных дел, и нам пришлось ждать его возвращения на рейде. В результате мы оказались на целый день выставленными на обозрение разведчиков всех стран (безусловно, обосновавшихся в Константинополе), а мы, советские добровольцы, вынуждены были сидеть в каютах, пока часов в шесть вечера не прибыл к нам испанский консул.