Читать книгу "Вокруг света за 100 дней и 100 рублей - Дмитрий Иуанов"

Если бы я хотел усугубить и без того усугубленную реальность характерным треком, то это точно был бы Pagoda — Alone. Но тогда не было слышно ничего, кроме собственного сердца, которое билось всюду одновременно.

Становилось понятно, отчего вокруг было столь нелюдно — мы свернули с главной трассы, соединяющей границу и столицу, в какую-то глушь. На ум сами стали приходить мысли о начале путешествия. Позже я вспоминал их так:

Запах мела, стирающегося о зеленую доску, стремглав вылетел из лекционной аудитории 403, отрикошетил о серо-голубые стены коридора и въелся мне в нос. Я обильно черпал бремя на четвертом этаже главного корпуса МИФИ. В голову беспардонно ломились диплом, работа, наука, отношения, обязанности перед родными, социальная роль в обществе. Я пытался уцепиться за суть жизни хоть в чем-то, но все вокруг давно потеряло смысл и превратилось в последнее дерьмо: учеба, самореализация, осознанность — дерьмо; друзья, любовь, творчество — дерьмо; деньги, признание, бизнес — дерьмо, а самым большим дерьмом был я и все эти мысли. Как и любого другого парня о двадцати двух годах меня топтали оковы системы, было невыносимо душно, каждый день я воспринимал как бой со всем светом, которому был готов отвесить смачный пендель при любом удобном и не очень случае. Система ценностей крахом свергалась в пропасть, и лишь одна идея по-настоящему грела душу: три месяца назад я придумал отправиться в кругосветное путешествие без денег, дабы обресть себя. Каждую ночь втайне от других мечты обволакивали сердце, рот присвистывал дальним странам на экране монитора, а поутру глаза распахивались очередным сногсшибательным сном. Почти полгода я выращивал план глубоко внутри, не показывая ни одному человеку, смиренно выполняя обиходные обязанности, но ежеминутно загораясь им.

Все это приключение было боем со всем светом, и сейчас, кажется, я мог подойти к главному сражению, которого все мы неизбежно достигаем в своей жизни — бою с самим собой. Иногда казалось, что мне можно было вечно воевать за правду против лжи. В какой-то момент личность была потеряна, и я превратился в концентрацию крика, битвы. Сейчас настал момент отвечать за свои поступки.

Глаза прищурились и стали вглядываться в линию, где заканчивалась земля и начиналось небо — тщетно. Они никак не могли родить какое-то транспортное средство, пускай хоть перекати-поле. По ветру можно было пускать самолеты. Я зашагал вперед по дороге, на юг, но теплее не стало. Я попытался проанализировать, как поступать в такой ситуации, но думать было холодно. Меня прилично проморозила Сибирь, но все предыдущие холода не шли ни в какое сравнение с сегодняшними. Наконец в голове проскочила первая ясная мысль: «Как же я задолбался мерзнуть!»

Через полчаса на горизонте замаячил признак жизни. Он разрастался и становился похожим на грузовик. Проблема была в том, что ехал он с той стороны, куда нужно было попасть мне. Грузовик был гружен серыми тюками, перемотанными веревками, лихо подпрыгивающими и чуть не вылетающими за борт. Когда он сравнялся со мной, водитель вышел и покачал головой, показывая в сторону, откуда я приехал. Я покачал головой и показал в ту сторону, в которую мне надо. Он покачал головой и достал бутылку. Мы выпили, и по телу растеклась горючая смесь, по градусу близкая скорее к этиловому спирту, чем к водке. Водитель хлопнул меня, тюки наклонились и поехали на север.

Жить стало явно бодрее, но не бесстрашно. Я решил не рыпаться и по старой традиции стал бегать вокруг рюкзака, громко крича: «Монгол, приди, монгол, приди!» Это помогало быть веселым, но на скорость передвижения влияло мало. Чтобы занять свой ум, я умножал трехзначные числа друг на друга и читал стихотворения Есенина. Даже солнце успело значительно пройтись по небу, а мне это все не удавалось.

Монголы называют свой край страной вечносинего неба, ведь, кроме него, ничто не постоянно: горы рассыпаются, реки пересыхают, а небо будет все время синим, поэтому нужно пожить то здесь, то там и дать земле отдохнуть. Край оказался все же благосклонен ко мне и пустил еще одну точку, которая на этот раз следовала с севера на юг. Понадобилась вечность, чтобы она приняла привычные очертания и стала походить на кабину фуры, двигающуюся строго на меня. Я радостно помахал ей, она в свою очередь проехала мимо. Мне никто не говорил, что такое случается в этих местах. Выждав еще минут пятнадцать, глаза заприметили новую точку, на этот раз более благосклонную. Описывать, сколько было радости в моих штанах, когда они наконец сели в фургон на место пассажира, смысла не имеет. Мы ехали по Монголии, но ощущение было такое, будто я застопил дирижабль до Лос-Анджелеса.

Меня высадили в населенном пункте, который показался мегаполисом — здесь уже придумали асфальтированные дороги и кирпичные здания. Дальнейшая судьба сложилась оптимистично: мое довольное лицо можно было встретить в дальнем углу салона солидного междугороднего автобуса с включенным телевизором и обедом от водителя. Пассажиры автобуса, видимо, не понимали, в какой стороне работает телевизор, и, перепутав меня с ним, постоянно с откровенным интересом смотрели в мой невинный уголок.

И вот я в Улан-Баторе. Первое, что захотелось сделать, — уехать подальше от холода. Мне надоело трясти костями, нет больше мочи гадать, удастся ли не сдохнуть в этот раз. Единственное, что хочется сделать, — оказаться там, где тепло. «Деньги китайцев — ближе к Китаю», — подумал я, прибыв на железнодорожный вокзал. Вся мелочь, настрелянная у байкальских китайцев, пошла в обмен на местные тугрики. На них удалось купить билет на вечерний поезд до города Баянтал на пути к китайской границе, что было, в целом, недурно.

Я побрел в квартиру в центре, адрес которой достался через знакомых из Улан-Удэ, чтобы помыться и поесть фиников. Свежему, как запах ромашки, мне было дозволено все. Например, бесплатно пробраться в буддийский монастырь Мэгжид Жанрайсиг Сум. Здесь на меня понимающе посмотрела огромная статуя Будды, будто заметила все проказы, я же покрутил десятки позолоченных колес, спицы которых символизировали всемирный путь к просветлению — в надежде, что и мне достанется хотя бы маленькая его капля. В соседнем монастыре монахи в оранжевых мантиях, рассевшись на скамейках, глубоко залипали в телефоны, тыкая в экраны друг друга.

Всегда приятно посидеть рядом с Буддой, но пора и путь на вокзал держать. Город, так и не успевший основательно встретить, провожал меня надписями, выведенными кириллцией с монгольским уклоном. У памятника группе Beatles, как и положено в любом ином городе, тусовалась местная продвинутая молодежь — в данном случае это были ребята в кепках, катающиеся на маленьких велосипедах «BMX». Они дружно разучивали трюк ванейти, пытаясь развернуться при прыжке на 180 градусов. Помня ореховскую школу, я одолжил у одного из них велик и сделал кривой банихоп барспин — поворот руля в воздухе, чем вызвал громкое одобрение толпы и направленные камеры телефонов. Как ни разъяснял я, что состав отходит через полчаса, желающие сфотографироваться были настойчивы.

Иными словами, мне снова пришлось догонять поезд, отбившись от монголов на велосипедах, как от татаро-монгольского ига. Как ни старался я прийти в какое-то место заранее, эта функция была по умолчанию недоступна. Тем не менее вагон тронулся со мной на борту. Он явно был российского происхождения, но адаптирован под местные широты. Билет на верхнюю полку в общем вагоне означал, что, помимо меня, на ней должны поселиться еще трое человек. Не найдя их в пределах зоны видимости, я как бегемот плюхнулся наверх, стараясь распластать тело по каждому доступному ангстрему пространства. Улан-Батор остался позади. Я наконец еду на юг. Послезавтра мы с Наташей договорились встретиться в центре Пекина, и я готов стопить любые попавшиеся транспортные средства, чтобы успеть.