Читать книгу "Мемуары "власовцев" - Александр Окороков"

Выходя из Вилла Сангины, нам было ясно видно, как с гор спускались толпами партизаны. Мы только тогда поняли, каким кольцом были окружены. Их было множество. Организованы они были итальянскими офицерами и генералами (бадольевцами).

Поход до Толмеццо прошел благополучно. В 12 часов дня училище подошло к Толмеццо и остановилось на отдых, чтобы в город войти бодрыми. Вдруг ко мне подъехал неизвестно откуда взявшийся автомобиль с итальянским флажком. В автомобиле сидел итальянский генерал в расшитом галунами кэпи. Он обратился ко мне по-французски и предложил сложить все оружие под гору и не входить в Толмеццо. Он указал на горы, которые окружали город. На них расположились партизаны, вооруженные пулеметами и минометами.

«Ответственность за пролитую кровь возлагаю на вас, господин полковник», — сказал генерал и быстро уехал в город. Это требование генерала меня удивило, и я, посоветовавшись с командирами сотен, решил войти в Толмеццо. Оставив обоз училища на дороге при входе в город под охраной полусотни казаков — обслуги училища, отдохнувшие после быстрого перехода дивизии юнкеров стройными рядами вошли в город, который имел праздничный вид. Жители города с удивлением встречали юнкеров. Особенно много было молодых женщин, которые с итальянскими и советскими флажками старались приблизиться к строю и наколоть на мундир юнкеров флажок и тем самым внести беспорядок в строю. Я строго приказал не подпускать никого близко и быть все время начеку. Я ехал впереди строя на коне, охраняемый двумя юнкерами с автоматами на изготовку. В сотнях юнкеров крайние ряды держали автоматы и карабины на изготовку — для стрельбы вверх по окнам в случае необходимости. С такими предостережениями мы подошли к центру города, где в большом отеле находился штаб Походного атамана.

На площади перед штабом дивизион юнкеров остановился, построившись в каре на расстоянии 10 шагов от домов лицом к окнам, а два орудия приготовились к бою. Неизвестные итальянцы старались подходить к строю, но мною было приказано никого близко не подпускать. Приказ выполнялся строго всеми офицерами и юнкерами. После построения каре ко мне подошел комендант города полковник Чебуняев и сообщил, что Походный атаман находится у себя в кабинете под охраной бадольевцев — партизан. Я сразу понял, что Атаман пленен, поэтому, приказав от первой сотни назначить двух портупей-юнкеров сопровождать меня, я направился по лестнице на второй этаж, где находился штаб. Вся лестница была покрыта изорванной бумагой, которую выносили из помещений штаба партизаны. Перед входом в штаб я приказал войсковому старшине Шувалову через 15 минут войти в штаб со взводом юнкеров, если я задержусь.

В большой комнате Атамана было много итальянцев в полувоенной форме. Генерал сидел за письменным столом, на котором лежал лист бумаги с заготовленным приказом для подписи казачьим войскам прекратить военные действия и сдать орудия итальянцам. Атаман сидел в раздумье; чины штаба стояли вокруг него.

Мое неожиданное появление с двумя портупей-юнкерами произвело переполох среди партизан. Громким голосом я доложил Атаману, что училище прибыло в его распоряжение, и показал через окно на выстроенный дивизион юнкеров на площади. Атаман встал и показал на окружающих партизан. Партизаны расступились, а сопровождавшие меня юнкера остановились у двери с автоматами на изготовку. Я предложил всем выйти из кабинета и остаться только начальнику партизан — адмиралу для ведения переговоров. Атаман согласился оставить город Толмеццо после того, как пройдут полки генерала Силкина. Училище должно было следовать за полками. К 2 часам дня стали подходить передовые части полков из Удино. С ними прибыл генерал Силкин. Затем Атаман выехал со штабом в город Пиано. После прохода последнего полка арьергардом выступило и училище. В городке Пиано остановились на ночлег в большом отеле.

Это была Страстная суббота. Св. Пасху встречали в хороших условиях. Церковную службу совершил училищный священник о. протоиерей Николай Масич, и разговлялись по-православному. На первый день Праздника приехал Походный Атаман в автомобиле поздравить юнкеров и произвел за боевые отличия двух портупей-юнкеров в хорунжие.

На следующий день мы продолжали походный марш на север в Тироль (Австрия).

Пришлось идти по заснеженным дорогам. Наши кони не были подкованы на зимние подковы. Трудно было подниматься в гору. Обоз был на колесах. Его движение по снегу было очень тяжелым. Лошадям помогали больные старики и женщины. С большим усилием нам удалось перейти перевал. На вершине перевала нас ждал Походный Атаман. Тут он указал на карте место будущей стоянки училища — местечко Амлах, которое находилось в 30 км от перевала. На место стоянки прибыли на второй день.

Местечко Амлах представляло из себя хутор из десяти домов и столярной фабрики с четырьмя большими сараями, в которых мы и разместились. Квартиры были не особенно удобные, но юнкера не унывали, т. к. была хорошая солнечная погода.

Стояли пять дней ничего не делая. Приводили себя в порядок. Считали себя счастливыми, что попали в английскую зону оккупации. Продовольствие получали от англичан консервами вдоволь, не хватало только хлеба, т. к. английское интендантство снабжалось американским сладким печеньем. Печенье привозилось из Америки в специальных железных коробках, на которых была наклеена американская надпись. Англичане предлагали нам муку для выпечки хлеба, но пришлось отказаться, т. к. не было хлебопеков. Одновременно с продуктами англичане выдали нам итальянское обмундирование и белье. И то и другое было роздано юнкерам.

В Амлахе была небольшая католическая церковь. Я спросил разрешение у местного священника совершать богослужение, на что тот вначале дал полное согласие, но через два дня отказал, сославшись на то, что епископ не разрешает совершать православную службу в его церкви. Пришлось совершать богослужение в роще, что было особенно красиво и поэтично. Постепенно стали продолжать учение. Делали сокольскую гимнастику под музыку. На трех донских конях производили вольтежировку. Читалась история казачества. Ежедневно производилась торжественная вечерняя заря.

В общем, жизнь проходила спокойно. Окружающие английские офицеры и солдаты наблюдали нашу жизнь с удивлением.

20 мая 1945 года получили приказ от Походного атамана отправить в станицы весь нестроевой элемент (стариков, женщин и детей). Это приказание нас мало удивило. Оружие: карабины, пулеметы находились при нас.

После строгой изоляции казаков (строевых) от семейств все чаще стали разъезжать английские танки по дорогам местечка Амлаха. В воздухе кружились английские самолеты. Этому никто не придавал особенного значения. Английские офицеры и солдаты рассматривали наших лошадей и пробовали ездить, но кавалеристы из них были слабые. Казаки хохотали, глядя на них. Мы думали, что это пустая забава.

Английский офицер, находившийся при училище для связи, в разговоре со мной на французском языке уверял меня и давал «честное слово» английского офицера, что никакой выдачи большевикам не будет.

27 мая 1945 года штаб казачьих войск приказал все оружие: пистолеты, шашки, кинжалы сдать в склад г. Лиенца и это распоряжение мало кого смутило, но юнкера, как впоследствии оказалось, разобрали пулеметы и автоматы и припрятали их в солому и ямы за сараями. Они оказались более недоверчивыми, чем пожилые офицеры.