Читать книгу "Шахматы без пощады: секретные материалы... - Виктор Корчной"

Советская пресса не упомянула о случившемся в восьмой партии. Иначе пришлось бы рассказать советскому читателю, что Карпов одно время добровольно пожимал руку беглому советскому гроссмейстеру. Из тактических соображений, конечно… Но читатель мог бы этого и не понять.

На выходку Карпова нужно было ответить. Но свободных людей, таких, чтобы писать кляузы, в моем лагере не было. Прошло несколько дней, пока нам удалось подготовить заявление. Наш друг, югослав Брана Црнцевич написал черновик. Я перевел его на русский, фрау Лееверик — русский на немецкий, Кин — немецкий на английский. В таком виде фрау Лееверик зачитала мое заявление. Это выступление против советских оказалось плодом коллективного труда людей многих национальностей — неплохой пример для политических деятелей всего мира. Заявление было написано сильно, со здоровой порцией ехидства. Например: «Считает ли Карпов, что Корчной, отказавшись от советского флага, потерял право на все остальные флаги?.. Карпова учили в школе, что его страна — самая большая в мире. Корчной надеется все же, что интеллектуальный уровень Карпова позволяет ему разглядеть некоторые другие страны мира».

А конкретно — я выражал сожаление, что сам предложил церемонию рукопожатия, и отказывался на будущее от всяких взаимоотношений с Карповым. Ничья должна была предлагаться через арбитра. Забегая вперед, скажу, что это нововведение ударило по мне самому. Но как часто бывает, чувство собственного достоинства требует жертв.

Между тем борьба против Зухаря продолжалась. Мое поведение во время 7-й партии было замечено всеми. Наша группа протестовала против его присутствия вблизи сцены. Советские защищали его изо всех сил. «Видный ученый, неофициальный член делегации», согласно Батуринскому, мог сидеть, где он хотел. На время удалось уговорить его сесть в 7-й ряд. Т. н. джентльменское соглашение. Но ненадолго. Борьба с Зухарем продолжалась на протяжении всего матча. Не так просто усмирить хулигана, который маскируется под ученого. Мои люди старались отвлечь его внимание во время игры. В ответ советские усилили его охрану. Агенты КГБ не подпускали никого близко к Зухарю. Случайно во время 17-й партии недалеко от Зухаря расположился гражданин Гонконга с женой. Их затолкали гебисты. Опасаясь получить серьезные увечья, пара покинула зал после трех часов игры.

Между тем, в Багио приехал и мой психолог, В. Бергинер из Израиля, и, не замеченный никем, сел в пятый ряд. В день 11-й партии Зухарь оказался парализованным. Карпов играл быстро, но бездумно. Я выиграл и сравнял счет в матче. Бергинера довольно быстро распознали. Используя свое заметное численное превосходство в зале, советские уже не давали ему покоя. Его пребывание в Багио стало бессмысленным. Он уехал после 14-й партии. А «видный ученый» Зухарь после 11-й партии вернулся в четвертый ряд.

В середине матча в Багио появился мой работодатель из Германии. Разложил на столах журнал «Schach Report» со статьей, рассказывающей, как я его обидел. Приехал, не поленился, значит — чтоб меня ударить, чтобы помочь Карпову выиграть матч. В Порце он арестовал мою мебель. Пришлось после матча подавать на него в суд. Конечно, я выиграл дело. Самоуправство Хильгерта было наказано.

В районе 14-й партии в зале была введена полицейская система слежки. При покупке билета нужно было показать удостоверение личности — Кампоманес успешно овладевал советскими методами поголовной проверки населения на благонадежность. Еще новость — хотя Карпов мне руки не пожимает, он не хочет отказываться от удобств. Он намерен предлагать ничью непосредственно. Это — по правилам ФИДЕ, заодно можно позлить противника. Были прецеденты, когда противники не общались: Алехин с Капабланкой, Корчной с Петросяном. Но Карпова это не интересует. Жюри, уже давно уступившее диктату советских, послушно принимает сторону советского чемпиона…

В матче меня ожидало тяжелое время. 13-ю партию я играл хорошо; постепенно переиграл Карпова и отложил ее с некоторым перевесом. Но найти выигрыш не удавалось. Чтобы лучше проанализировать позицию, я, вспомнив свой матч с Геллером 1971 года, взял тайм-аут. На этот раз мое решение оказалось ошибочным — мне не повезло по ситуации.

Глава 19 КРИЗИС

Готовясь к серьезному поединку, я обычно заготавливаю несколько оборонительных схем. И чаще всего с начала матча применяю, с моей точки зрения, самую прочную. Так и на этот раз; больше месяца советские старались найти к ней ключи, опровергнуть схему. Наконец, на пятой неделе им это удалось. Карпов получил перевес по дебюту, и партия была отложена в тяжелой позиции у черных.

На следующий день я должен был доигрывать две партии. Так хотелось выиграть чуть лучшую позицию из прошлой партии! Однако выигрыша не было. Пора идти к судье предлагать ничью, но были трудности со временем на часах. Можно повторять ходы на доске, но к такой игре я не привык. В цейтноте я ушел от повторения позиции, зевнул несложный тактический удар и проиграл. Другую партию я проиграл тоже. Счет стал 3:1 в пользу Карпова.

Окрыленный успехом, Карпов решил, что ему пора заканчивать матч. Правда, следующую партию он играл черными, зато после совещания с психологом ввел в бой новый вид оружия. В то время, как я обдумывал ход, он начал качать свое кресло. Я отсел от стола, начал в позе Спасского изучать позицию по демонстрационной доске. Подошел Шмид, спросил, в чем дело. Я объяснил. Он пошел разговаривать с чемпионом. Тот ответил: «Ему мешает, что я качаюсь, а мне мешают его очки». Без стыда и совести; давая понять, что его поведение хорошо продумано. Кстати, согласно утверждению основателя советского государства Владимира Ленина, совесть — понятие классовое. Прав старик — природа обделила пролетария из Златоуста совестью. Прошло минут пятнадцать, пока Карпова уговорили вести себя прилично. Но, пожалуй, повлияло не красноречие главного судьи, а факт, что позиция приобрела совсем ничейный характер, и даже откровенно хамское поведение не помогло бы ее выиграть. К этому виду оружия Карпов впоследствии прибегал неоднократно — как шкодливый школьник он начинал качаться, когда на него не обращали внимания судьи.

Насчет очков. Я носил их с самого начала матча: еще тогда, когда Зухарь, как секретная «катюша», находился в резерве главного командования. Цель очков была лишить Карпова удовольствия смотреть мне в лицо — в зеркальных очках отражалась его собственная физиономиия. Но, кажется, они всерьез мешали Зухарю.

Очевидна была связь Карпова с Зухарем во время игры. Новинка советской практической психологии была подготовлена уже к матчу Карпова с Фишером. Внушает ему Зухарь накануне игры, что он, скажем, играет, как Фишер и Алехин вместе взятые, поддерживает по ходу игры ~ и Карпов играет как зверь! Кентавр с головой Зухаря и задницей Карпова непобедим! Попутно он и мне старался мешать. Я, вообще-то, не верю, что человека можно заставить действовать против себя — если этот человек сам себя контролирует. Но в практических шахматах на высшем уровне иногда возникает ситуация, когда игрок не в силах себя контролировать, например, в цейтноте. Здесь человек, подобный Зухарю, парапсихолог, способен творить чудеса. И творил…

Странно — единственный человек в зале, который мне мешал; казалось, не должно было быть никаких проблем, чтобы отсадить его. Но Батуринский излил реки красноречия, чтобы отстоять его, Зухаря, право сидеть в зале, где тот хочет. И отстоял. И вся советская ватага на протяжении пяти часов игры физически прикрывало «маститого ученого»…