Читать книгу "Группа крови - Александр Афанасьев"

Но я не буддист.

Остаток короба я не расходую. Все цели поражены – чего еще надо?

– Стрельбу окончил, цели поражены.

В IPSC есть команда «разрядить, показать», но тут этого нет. Просто оставляю пулемет на огневом рубеже, даже неразряженным, и встаю.

Мой напарник по вертолету хлопает меня по плечу:

– Добре. Добре…

– Русы хорошие воины. Не хуже нас…

Это сербы. Точнее, не сербские сербы, а боснийские сербы. Они составляют значительную часть наемников тут, потому что никакой нормальной работы на их родине нет. Идиотское, нежизнеспособное государство с тремя правительствами разом, для каждой из общин Боснии и Герцеговины. По мне так и одного правительства более чем достаточно, даже слишком. Большая часть боснийцев зарабатывает за границей. Часть просто работает, часть – на таких вот военных шабашках. Сербы прибились к русским из чувства общности и близости языка. Мусульмане, как я понял из разговоров, работают на британцев, что само по себе говорит о многом. Например, о том, кому выгодно все то, что здесь, на хрен, происходит.

Под слова «добре, добре» идем к столу. В Йемене нет коров и, по понятным причинам, свиней, поэтому йеменцы питаются либо бараниной, либо козлятиной. И то и другое – мясо скверное, у баранины очень тугоплавкий жир, а козлятина – вонючая, не зря говорят – пахнет козлом. Здесь постоянный лагерь, и потому сербы жарят мясо так, как делают это арабы. Раскаленный до красноты противень, около которого становится жутковато, мясо быстро бросается на него, так же быстро переворачивается. Когда жаришь на таком раскаленном противне, мясо покрывается корочкой сразу, и из него не выходит сок. Лично я при виде этого противня какое-то неприятное чувство испытал, передернуло вроде. Обожжешься на таком – полруки оставишь.

К мясу лепешки, зелень. А вообще наемники здесь, как и местные, жуют кат. Как я понял, кат притупляет чувство голода, что немаловажно в стране, которая никогда не наедалась досыта. Но я кат жевать не собираюсь. Пусть даже чувствовать себя буду хуже, чем остальные.

Что касается каравана, то мы его довели без трабблов. Вертолет летел, конвой почти не было видно из-за пыли, никто на него не нападал. Потом нас заменил другой такой же вертолет, а мы сели на одной из промежуточных площадок для дозаправки. Завтра возьмем другой конвой и пойдем в другую сторону – как я понял, в сторону Омана и Саудовской Аравии, в пустыню. Так тут и работают контракторы, перемещаются от площадки к площадке, берут караван за караваном. Обычная работа в новом, неуютном и жестоком мире, который мы построили.

Еще я задницу, простите, натер неудобным временным креслом. Следующий раз, наверное, сяду за пулеметный порт, там, по крайней мере, нормальное место, а не времянка.

Мясо тем временем положили на большой камень, лежащий посреди костра. Это, как я понял, вторая стадия готовки.

– Браты… – сказал я, подражая тому, как переговаривались сербы, – а вот скажите, вот хотят машины, чего-то тут везут. А кто это здесь покупает? И на какие шиши? Они же тут не работают все, всякой хренью занимаются. Откуда бабки покупать?

Сербы засмеялись, потом Милош, снайпер и мой теперь босс, начал объяснять:

– Здесь не так живут, рус, здесь совсем по-другому живут. Если бы мы так жили, мы бы Югославию не потеряли. Тут семьи по двести-триста человек. И все едины – не разорвешь, – серб показал неопределенное движение на руках, как белье выжимал, – иногда целая деревня – это одна большая семья. Или племя. И ты часть ее. Сначала идет семья, потом род, потом племя, потом нация. Но ты всегда часть чего-то. Если в семье двести человек, то каждый занимается чем-то своим. Многие выращивают кат и продают его[72]. Кто-то живет в городе, кто-то торгует, кто-то пиратствует, кто-то уезжает и живет беженцем. Но все обязательно помогают друг другу, и обязательно – деньгами. Если кто-то разбогател и не помогает своему роду-племени, тот изгой. Если кто-то становится, скажем, чиновником, он обязан на все места назначить своих. Так что тут есть деньги, есть. Тут недавно опиумный мак начали в горах выращивать. А чего? Второй Афганистан. Много солнца, жарко, сухо, террасы…

– Грабят, – заговорил второй серб, – пиратствуют. Налетают на Саудовскую Аравию. На той стороне границы больше половины джихадистов – с той стороны. Отправляют сюда целые караваны – шмотье, машины, драгоценности. Сауды, революционеры хреновы, сначала их как братьев приняли, а потом до них дошло, что те тупо их грабят. Придурки. Да поздно дошло…

Да уж… Сауды – это нечто. Это ж надо быть такими тупыми, чтобы развалить страну, где каждому саудиту и подданному короля по праву рождения полагается… квартира. Причем не хрущоба в Суходрищенске, а трехкомнатная махина за сотню квадратов в современном жилом комплексе в современном городе. Придурки конченые, им что, вожжа под хвост попала? Не понимаю таких.

А еще смешнее, что они действительно пригласили на праздник жизни йеменских нищебродов. Это все равно, что нам кавказцев в Москву пригласить. Хотя они и так в Москве есть, полно, и без приглашения.

Ладно, стоп. А то не пропустят мои записки в Интернет, еще штраф огребу за экстремизм.

– Ты в Аден выходил или в гостинице сидел? – спросил меня Милош.

– В гостинице сидел. Я только прибыл – на одну ночь.

– Много потерял. Там сейчас чего только нет. Там есть рынок на Соляных полях, очень большой. На обратном пути зайди – не пожалеешь. Только с оружием.

– А чего там?

– Чего там. Да чего хочешь там. Тачки – какие хочешь. «Порше», «БМВ», «Роллс-Ройс», «Астон Мартин», «Ягуар». Шмотье дорогое, всякие там предметы искусства. Машины сейчас подорожали, раньше они только для своих были, а сейчас африканские перекупщики там шерудят, в Африку их гонят. Золото… ну, золото понятное дело, оно известно сколько стоит. А вот всякое шмотье, статуэтки всякие, мебель дорогая – там ты можешь очень серьезно сэкономить. Если, конечно, разбираешься. Им-то по фигу, цен чаще всего не знают.

Я цены знал.

– А что, насколько там все дешевле?

– Ну, как сказать. Вон, у нас Захар там «Порше» покупал. Хотя давно, там цены повыше теперь. Захар, почем брал?

– Сто отдал. Долларами.

Я удивился: