Читать книгу "Пожарский - Дмитрий Володихин"

Четверо атаманов из ополчения Трубецкого — Филат Межаков, Афанасий Коломна, Дружина Романов и Макар Козлов — пришли к своему командующему со словами: «В нашей нелюбви Московскому государству и ратным людям погибель происходит». Тот остался равнодушен к их укоризнам. Тогда атаманы, подняв своих людей, бросились на помощь Пожарскому самовольно. Биограф Минина и Пожарского И. Е. Забелин воздает четверым казачьим вожакам заслуженную хвалу: «Да будет вовеки благословенна память этих истинных сынов своей Земли».[164] Несколько сотен свежих русских бойцов, явившихся в разгар битвы, оказались для Ходкевича неприятным сюрпризом.

Летописец сообщает: «И пришли на помощь ко князю Дмитрию в полки. И, по милости Всещедрого Бога, гетмана отбили и многих литовских людей убили. Наутро же собрали трупов литовских больше тысячи человек и повелели закопать их в ямы».

Внезапный удар отрядов Первого Земского ополчения, пришедших на помощь своим товарищам, решил дело: поляки ретировались. Наступательный порыв их иссяк. Ходкевич увидел, что новые атаки не принесут ему пользы. До вечера оставалось не так уж много времени, атакующие устали: бой продлился 13 часов![165] Шансы на прорыв, добытые большим упорством и большими потерями, были исчерпаны. Отступление поляков стало неизбежным.

Тот же Будило уклончиво добавляет: «Потом гетман, видя что без особенных приготовлений ничего не может сделать русским в их таборах, отвел войско в лагерь, который устроил тут же за рекой Москвой, под Девичьим монастырем»[166].

Сам Пожарский был ранен пулей в руку. Неизвестно, когда это произошло, судя по всему — 22 августа[167]. Но первый этап битвы за Москву закончился явно в пользу русского ополчения.

В ночь с 22 на 23 августа поляки с помощью русского изменника захватили острожек в Замоскворечье.

Изменника звали Григорием Орловым. Летом 1611 года, как уже говорилось, он получил от поляков жалованную грамоту на земли князя Пожарского. Нынче, год спустя, он тишком провел по Замоскворечью шесть сотен «гайдуков» из отряда Невяровского и доставил их к храму Георгия на Ендове. По сообщению В. Н. Татищева, Орлов сказал караульным, что ведет пехоту по указу воевод — рыть окопы напротив Кремля[168]. Доставив неприятельских бойцов к цели их экспедиции, Орлов перебрался через реку в Кремль — договариваться о боевом взаимодействии против земских ополченцев.

Для того чтобы понять, насколько опасным был этот маневр для ополченцев, надо всмотреться в карту Москвы и оценить взаимное расположение противоборствующих сторон.

В наши дни Замоскворечье отделено от Кремля и Китайгородских улиц Москвой-рекой, обширным островом и Водоотводным каналом. Но Водоотводной канал появился лишь при Екатерине II (1780-е годы). Польско-литовская оккупация Москвы приходится на времена, когда канала еще не существовало, а, следовательно, не существовало и острова. В тех местах, где позднее появится канал, тянулась болотистая низина — пересохшая старица Москвы-реки. Лужи, прудики, сырые грязные ямы соединялись «ровушками» и «ендовами» — дренажными канавами. Но по августовской поре все они пересыхали. Таким образом, напротив Кремля и Китай-города, занятых поляками, находился выступ, где исстари находился роскошный государев сад. Его прорезала древняя улица Балчуг, тянувшаяся от побережья на юг. Там, где она упиралась в реку, два берега соединял «живой» (наплавной) мост. Он выходил к Москворецким воротам Китай-города.

Так вот, других мостов между ядром Москвы и Замоскворечьем тогда не существовало.

Ни одного.

А церковь Георгия на Ендове (иначе говоря, на канавке) стоит как раз неподалеку от Балчуга, близ наплавного моста. Можно сказать, в двух шагах.

Итак, Орлов фактически помог полякам создать на южном берегу Москвы-реки плацдарм, через который они могли провести громадный обоз в Китай-город, к оголодавшему гарнизону Кремля. Командование земского ополчения, понимая, разумеется, стратегическую важность наплавного моста, устроило рядом с ним полевое укрепление — Георгиевский острожек. Оборонявшие его казаки из состава Первого ополчения не сумели отбиться. Внезапное нападение поляков отдало им в руки этот укрепленный пункт. Над ним моментально взвилось вражеское боевое знамя.

Но это еще не всё.

Замоскворечье — зона обороны Первого земского ополчения. На огромном пространстве от Крымского брода до впадения в Москву-реку Яузы располагались незначительные по численности русские казачьи отряды и совсем уж немногие группы дворян-ополченцев. Их положение перед лицом мощной армии Ходкевича выглядело, мягко говоря, ненадежным. А когда в тылу у Трубецкого появились гайдуки Невяровского, над всем Первым земским ополчением нависла смертельная опасность.

У Ходкевича отпала необходимость прорываться через мощные укрепления к западу от Москвы, устроенные земцами Пожарского. Ему не надо было штурмовать Белый город. Ему всего-навсего требовалось провести обоз через «рыхлое подбрюшье» полуразрушенных замосквореченских улиц. А в спину Трубецкому при этом станет бить группа гайдуков…

С другой стороны, против гетмана теперь работало время. Он получил очень большое преимущество, но оно могло обернуться серьезной проблемой, если не использовать его вовремя.

Ясно, что сам по себе отряд гайдуков противостоять земцам не может. Если не поддержать его ударом извне, он скоро подвергнется нажиму со стороны превосходящих сил. Рано или поздно, скорее же всего, довольно быстро, его вынудят оставить и острожек, и Георгиевский храм. Куда отступать гайдукам в подобной ситуации? Только через реку, в Китай-город. А там и без того голодно, там и без того нечем кормить солдат. Кремлевские и китайгородские сидельцы не смогут поставить гайдуков «на довольствие». Следовательно, накормить и деблокировать польский плацдарм на Балчуге способен только Ходкевич. Промедлит он… и осажденные окажутся перед необходимостью как-то обеспечить еще несколько сотен голодных бойцов.

Гетману следовало действовать очень быстро и очень напористо.

Сутки польское командование готовило новый удар. По словам Будилы, «…гетман, видя, что с этой стороны трудно подать осажденным помощь и доставить продовольствие, потому что русские хорошо укрепили Белый город и заслонили своим табором, передвинулся на другую сторону реки Москвы, где русские не столь хорошо укрепились и имели лишь два городка, и устроил лагерь у Пречистой-Донской»[169]. Иначе говоря, перенес ставку к Донскому монастырю, где прежде располагалась ставка Трубецкого. Туда же переместился и гетманский громадный обоз — самая большая драгоценность в разоренной русской столице.