Читать книгу "Продавец обуви. История компании Nike, рассказанная ее основателем - Фил Найт"

Дот перемешала сахар в кофе, постучала пальцами по столу. У нее на лице появилось странное выражение, выражение страха и неудовлетворенности из-за невозможности как-то повлиять на ситуацию. У нее было мало опыта в том, как вести переговоры, и она не знала, что основное правило переговорщика — знать, чего ты хочешь, с чем тебе надо уйти после переговоров, сохранив целостность. Поэтому она смутилась и мгновенно спасовала. «О’кей, — сказала она. — О’кей».

Мы с Пенни полетели в Сакраменто. В дороге мы оба были в приподнятом настроении, вдали от родителей и комендантского часа, хотя я подозревал, что радость Пенни продиктована в большей степени возможностью использовать подаренный ей с окончанием школы комплект чемоданов розового цвета.

Какой бы ни была причина, ничто не могло испортить ее хорошего настроения. В те выходные стояла испепеляющая жара, температура держалась выше 100 градусов по Фаренгейту (больше 38 градусов по Цельсию. — Прим. пер.), но Пенни ни разу не пожаловалась, даже на металлические сиденья на трибунах, превратившиеся в противни. Ей не становилось скучно, когда я объяснял нюансы бега, говорил о чувстве одиночества и о мастерстве бегуна. Она была заинтересована. Она схватывала все буквально на лету, как и все остальное.

Я привел ее на покрытое травой поле стадиона, познакомил с теми бегунами, которых знал, и с Бауэрманом, который с большой учтивостью отвесил ей комплименты, сказав, как она красива, и на полном серьезе поинтересовавшись, что она делает с таким никчемучкой, как я. Мы стояли вместе с моим бывшим тренером и следили за последними забегами дня.

В ту ночь мы остановились в отеле на окраине города. В номере люкс, окрашенном и оформленном в тревожных коричневых тонах. Мы оба сошлись во мнении, что цвет напоминал подгоревший тост. Воскресное утро мы провели в бассейне, прячась от солнца, укрывшись в тени трамплина. В какой-то момент я затронул вопрос о нашем будущем. На следующий день я отправлялся в длительную и жизненно важную поездку в Японию для того, чтобы, как я надеялся, сцементировать свои отношения с «Оницукой». Вернувшись в конце лета, мы не сможем продолжать бегать на свиданки, сказал я ей. В Портлендском университете косо смотрели на подобные отношения между преподавателями и студентами. Нам надо было бы что-то предпринять, чтобы формализовать их, сделать их безупречными. Имея в виду брак. «Ты смогла бы одна организовать все для свадьбы, пока я буду в отъезде?» — спросил я. «Да», — ответила она.

Вопрос почти не вызвал обсуждений, беспокойства или эмоций. Никаких переговоров. Все выглядело так, будто все предрешено. Мы пришли в свой номер цвета подгоревшего тоста и позвонили домой. После первого же гудка трубку подняла Дот. Я выложил ей новость, и после долгой, удушающей паузы она сказала: «Сукин ты сын». И бросила трубку.

Спустя несколько мгновений она перезвонила. Сказала, что реагировала импульсивно, потому что планировала весело провести лето с Пенни и поэтому расстроилась. Теперь же, сказала она, будет почти так же весело провести все лето, планируя свадьбу Пенни.

Вслед за этим мы позвонили моим родителям. Похоже, они были довольны, но моя сестра Джин только что вышла замуж, и свадебные заботы их немного умотали.

Мы повесили трубку, взглянули друг на друга, на коричневые обои, коричневый ковер на полу и оба вздохнули. Такова жизнь.

Я продолжал твердить про себя, повторяя снова и снова: я обручен, я обручен. Но это как-то не западало глубоко, возможно, потому, что мы находились в отеле, в раскаленном пекле пригорода Сакраменто. Позже, когда мы вернулись домой и пошли в «Зейлс» выбирать обручальные кольца с изумрудом, появилось ощущение того, что это реально. Камень и оправа обошлись в пятьсот долларов — это было очень реальным. Но я ни разу не почувствовал нервозности, ни разу не спросил себя с типичным мужским отчаянием: «Боже мой, что я наделал?» Месяцы, полные свиданий и возможностей, чтобы ближе узнать Пенни, были самыми счастливыми в моей жизни, а теперь у меня открывалась перспектива увековечить это счастье. Именно так я смотрел на происходящее. Базовая позиция, как бухучет по форме 101. Суммарные активы равны сумме обязательств и собственного капитала.

Реальность происходящего обрушилась на меня во всей своей масштабности и объеме лишь после того, как я пустился в путь, после того как поцеловал свою невесту, пообещав написать ей сразу же после прибытия в Японию. У меня появилась не просто невеста, а любимая женщина, близкая подруга. У меня появился партнер. В прошлом, думал я, моим партнером был Бауэрман, а в некотором смысле и Джонсон. Но то, что возникло с появлением Пенни, оказалось уникальным, беспрецедентным. Возник союз, изменивший жизнь. Это обстоятельство по-прежнему не вызывало во мне нервозности; оно лишь заставило меня глубже чувствовать, мысленно окружать заботой и вниманием того, кого любишь. Я никогда не прощался с настоящим партнером, и на этот раз я ощутил огромную разницу. Только представь себе, думал я. Единственный и простейший способ узнать, как вы относитесь к человеку, — это попрощаться с ним.

На этот раз мой контакт в «Оницуке» остался прежним. Китами все еще работал в компании. Его не заменили. И не перевели на другую должность. Напротив, его положение в компании упрочилось, если судить по его поведению. Он казался более раскованным, более уверенным в себе.

Он приветствовал меня как члена одной семьи, сказал, что обрадован показателями работы «Блю Риббон» и доволен нашим филиалом на Восточном побережье, процветавшим под руководством Джонсона. «Теперь давайте поразмыслим, как нам завоевать американский рынок», — сказал он.

«Мне по душе такой настрой», — сказал я.

В своем портфеле я привез новые дизайны спортивной обуви, разработанные Бауэрманом и Джонсоном, включая один, над которым они потрудились вдвоем, модель, названную нами «Бостон». У нее была инновационная промежуточная амортизационная вставка подошвы по всей ее длине. Китами закрепил дизайны на стене и стал внимательно изучать их. Он взялся рукой за подбородок. Сказал, что они ему нравятся. «Очень, очень каласо», — сказал он, похлопывая меня по спине.

В течение следующих нескольких недель мы встречались много раз, и каждый раз я ощущал излучаемую Китами почти братскую ауру. Как-то раз он упомянул, что его экспортный отдел через несколько дней будет проводить свой традиционный ежегодный пикник. «Ты ходить!» — сказал он. «Я?» — переспросил я. «Да, да, — повторил он, — ты почетный член экспортного отдела».

Пикник был организован на Авадзи, крошечном островке в акватории Кобе. Чтобы добраться до него, мы взяли катер, а когда прибыли, то увидели длинные столы, расставленные вдоль берега, и на каждом были плоские блюда с морепродуктами и миски с лапшой и рисом. Рядом со столами находились емкости, заполненные охлажденными бутылками с прохладительными напитками и пивом. Все были в купальниках, солнцезащитных очках и все смеялись. Люди, которых я знал лишь по сдержанно-замкнутой, корпоративной обстановке, царившей в компании в рабочие дни, вели себя бесхитростно и беззаботно.

В конце дня состоялись соревнования. Занятия по сплочению коллектива вроде бега в мешках из-под картошки и забеги вдоль кромки моря, по мокрому песку. Я похвастался своей скоростью, и все поклонились мне, когда я первым пересек финишную черту. Все сошлись во мнении, что тощий гайдзин был очень быстр.