Читать книгу "Напряжение растет - Владимир Ильин"

– А теперь о финалистах! Внимание!

Строй резко затих и вновь обрел стреловидную форму.

– Как вы знаете, все ваши великолепные результаты нами крайне внимательно регистрировались в блокнотах! Абсолютно беспристрастно мы выставляли оценки вашей безукоризненной грации и таланту! Действуя независимо друг от друга, мы сходились в одном – пяти баллов недостаточно для совершенства!

Выдержав достаточную паузу – такую, чтобы в должной мере подчеркнуть драматизм ситуации, я продолжил:

– Но!

Вновь пауза – и незаметный взгляд на секундомер. Пора.

– Блокноты, которые мы передали на хранение нашему товарищу, были им потеряны! Безвозвратно!

– Извините меня! – неуверенно крикнул из дальнего угла Ян, сверяясь с уцелевшим лоскутом от салфетки.

– Простите ли вы его – решать вам, – с горечью завершил я, разворачиваясь к противоположному от Яна выходу и быстрым шагом (пока они не опомнились!) покинул помещение.

А теперь – бежать! Пусть с тростью, не быстро, но бежать! До лестницы – вверх! Поворот! Еще поворот!

– О, Максим, ты здесь! Я тебя ищу! – чуть не впечатался в меня после очередного поворота Пашка.

Еле затормозил.

– Давай потом. – Мне хотелось продолжить путь.

– Нельзя потом! – умоляюще-истеричным тоном произнес он, повиснув на моем пиджаке.

Хотел было стряхнуть его, но пригляделся и изумился – весь растрепанный, с застегнутой через пуговицу рубашкой, поехавшим набок галстуком и совершенно невероятным взглядом, Пашка выглядел как Лайка, еле выскользнувшая из-под КАМаза.

– Мак-сим! – с невероятным чувством произнес он мое имя. – Мы должны выбрать Екатерину Стольникову из одиннадцатого «В»! Очень, очень надо! Пожалуйста! Она такая! – поплыл он взглядом. – Максим! И еще, еще – Марину Аксюшину! Пожалуйста!

– Ничего не получится, – мягко отцепил я его левую руку от себя. – Я отменил соревнования.

– К-как отменил? – замер он с распахнутыми глазами. – Нельзя отменять! Ведь там Катя, Марина!

– А вот так, отменил. – Я закрепил его в вертикальном положении хлопком по плечу.

– Но Катя… Марина… – совсем растерялся Паша.

Я хотел было что-то ответить, но тут в дальнем коридоре появился бегущий Ян, а за ним с минимальным запозданием – толпа дам, вооруженная туфлями с острыми каблуками.

– На его месте должен был быть я, – шмыгнул Паша жалобно.

– Не дай бог, – вздрогнул я и похромал искать Таню, оставив товарища приходить в себя.

А через десять минут в классе вновь сидел один, то и дело ловя гневные взгляды Татьяны, бережно и осторожно обрабатывающей раны на лице и оттоптанных руках такого несчастного и жалобно постанывающего Яна. В глаза бы ему лучше посмотрела, в бесстыжие… И счастливые, этого тоже не отнять.

Справа на меня тоже смотрели неравнодушно, но в глазах Пашки читалась укоризна и тоска, столь же густые и темные, как помада в просвете его рубашки.

Да и от учительницы исходил заметный интерес пополам с демонстративным возмущением – это она с моим дневником ознакомилась. Мало у кого есть запись «ААААААААА!!!» за подписью директора.

– Класс! – хлопнула входная дверь, и все три ряда дисциплинированно поприветствовали Руслана Артемьевича.

– Садитесь, – ответил он мягкой улыбкой. – Марья Ивановна, можно сделать объявление?

– Разумеется, – ответила она, глянув из-за толстых стекол очков.

Руслан прошел к доске, оставив дверь открытой, откашлялся и с бодрой улыбкой посмотрел поверх моей головы. Потому что когда он на меня смотрит – у него глаз дергается.

– Рад сообщить вам, что в вашем классе пополнение!

Класс зашептался и забурлил.

– Прошу любить и жаловать, Светлана Джонс! – повел он ладонью к входу.

Из коридора в класс шагнуло чудное золотоволосое создание в школьной форме.

– Пожалуйста, не обижайте ее и помогите освоиться. Она родом из-за океана, поэтому не совсем ладит с русским.

– Моя мама родом отсюда, – смело глядя на класс, с легким акцентом подтвердила новенькая, внимательно изучая людей за партами.

И совсем скоро остановилась на мне. Надолго. Что-то продолжал говорить Руслан Артемьевич, поддакивала ему учительница, поднимались со своих мест ученики, называя свои имена. А мы ничего не слышали, изучая глубину радужек друг у друга.

– Максим! – выплыло из общего фона мое имя.

– Максим, – подтвердил я, но с места не встал.

– Максим, – эхом откликнулась Светлана.

Та самая Светлана – из лета, из гулких коридоров закрытой секции.

– Словом, еще познакомитесь, – раскланялся Руслан и подозрительно быстро скрылся из кабинета.

Это, наверное, чтобы за трехместную парту не отвечать. Хотя, видимо, уже не надо.

– Света, во втором ряду есть свободное место, – подсказали ей.

Позади задохнулся от возмущения Ян, переводя взгляд то на Таню, то на Свету, то – зло и обиженно – на меня.

За что тут же получил оплеуху поверх пластыря от разгневанной соседки.

А нет, трехместная парта определенно пригодится.

Шесть сотен лет тому назад тут был бурьян по грудь, ходивший волнами от лютого ветра с близкой реки, да песчаная коса, вливающаяся в темную чащобу, полную зверья и смерти.

Ныне же крошечные островки парков строго охраняют, а оставшиеся в них белки пронумерованы и поставлены на учет. По расчищенным аллеям гуляют счастливые семьи, беззаботно касаясь дубов-исполинов, восхищенно закидывая головы и любуясь на верхушки столетних сосен. Деревья знают, какой ценой далось это счастье. Помнят, сколько крови было скормлено их корням. Тысячи историй жизни и смерти шепчут их ветви, но никому нет до них дела. Ведь это было так давно и никогда не повторится… Как не повторялось всю человеческую историю.

Шесть сотен лет назад было достаточно возвести крепость. Переселенцы, несколько месяцев тащившие за собой целые караваны повозок, заложили первый камень сразу же, несмотря на усталость и голод. Кто-то малодушно шептал о деревянном тыне, кивая на близкий лес, соловьем разливаясь о легкости затеи и тихо шепча о безумии ссыльного князя. История не помнит имени глупца, не осталось от него потомков, чтобы подсказать. Но зато многие подтвердят, что крепость заложили, соблюдая все традиции, по старинной примете живьем замуровав в фундамент человека. Только как его звали – тоже не вспомнят…

Рубили известняк, обжигали глину, собирали речной камень, поднимали стены детинца, денно и нощно охраняли стройку и окружившую ее кольцом преграду из скрепленных цепями телег. Пока достроили, потеряли пятую часть родичей. Новое место не жаловало гостей. Выстояли, превозмогли – и принялись возводить второй круг стен. А за ним и третий – все ради того, чтобы род жил и через шесть сотен лет. И все эти годы сияли белым неприступные стены на высоком холме у реки, обозначая место рождения общего счастья.