Читать книгу "И всё, что будет после… - Наталия Новаш"

– А кто наши с тобой прототипы? Всю жизнь, что ли, миллионерами были? Нет!

Какие-то смутные ощущения зашевелились в голове у Жоры… Рука подняла стакан, в нос ударила вонючая самогонка. Он силился что-то сообразить и, чуть отхлебнув, поставил стопку на стол:

– Т-т-так вы же?.. Вр-р-роде…

– Нет!.. Так мы по третьей никогда не выпьем! – обидчиво протянул Пепка. – Нас отвлекают, шеф… – На экране показалось лицо с бровями. – А он, как думаешь, заливает?

– Что́ ему!..

– Пьёт, пьёт, подлец!.. По лицу видно. Но сам-то – пей, сколько влезет, не жалко. А народ спаивать зачем? – погрозил пальцем паршивец. – Народ-то чем провинился?

– А как это у них там в басне? «…Да только тем, что хочется мне кушать»!.

– Вот-вот, шеф! Кушать хочется, а на всех – не хватает. Только тем, кто при «державе» – и перепадёт! У-уу! – погрозил Пепка кулаком бровастому на экране. – Так вот тебе для чего держава-то нужна!

– Народ, положим, голодал всегда… – начал глубокомысленно «фиолетовый».

– Естественно, народ всё стерпит! Но спаивать его зачем? Губить-то?!.

– А что он может ему предложить?

– Ну, Альпы, допустим, нет. Уровень дохода не тот. И почему он у них такой низкий?!. Ну, а вот высокую духовную культуру?

– Да что он понимает в культуре? Глянь-ка на его профиль!

Экран показал его во всей красе.

– Щёки из-за ушей торчат! – прыснул Пепка.

– Ай, срам! – засмущалась цыганка. – Навошта? Як мне, дык, яго жалка…

– Ах, вам его жаль, мамаша? А вот, вас ему, поверьте, нисколько! В хате он вашей никогда не жил и земляного пола, думаю, в глаза не видел даже в царское дорежимное время…

– И вообще, почему у них такой непроизводительный труд? Отчего кругом такая бедность?

– Страна наша багатая! – гордо сказала цыганка.

– Позвольте, мамаша, с вами не согласиться. Видел я ваш земляной пол. И вижу… как живёт ваш гениальный племянник.

– А чым ён кепска жыве? Телевизар, вунь, яки добры…

– Ну, это, допустим, следует отдать должное японской инженерной мысли и его собственным гениальным способностям.

– Выпьем за гениев-одиночек! Как прорывается трава сквозь асфальт…

– Да чем он т-такой г-гениальный? – не выдержал, наконец, Жора. – Вы его в т-третий раз т-так уже называете, а он н-на учёте в милиции состоит…

– Все мы, молодой человек, где-нибудь состоим. Кто в милиции…

– Или там в ЦРУ…

– Либо в другой похожей на эту организации, а кто у господа бога на службе. Вот, вы, к примеру, тоже не представились…

– Документики не показали!

– Да что там спорить! – прервал болтовню учитель. – Бедность! А что вы хотите? Тысячелетнее рабство сто лет как кончилось.

– Вы имеете в виду крепостное право?

– Именно так, если назвать всё своими именами. Давно ли освободились?

– Так ведь, и не освободились, если сказать по совести. Просто слова другие придумали: «счастливый коммунистический труд»! «Ударное строительство социализма»…

– Смеётесь?! Не знаете вы, молодой человек, что такое рабство! С чужих слов…

– Ну, ну… – принялся успокаивать Пепка. – Радости-то, что вы не с чужих знаете… Злиться надо не на меня. Знать надо, на кого злиться…

Заиграли фанфары. Полилась радостно-бравурная музыка.

Теперь поле стадиона меняло краски.

Людская толпа невидимо колыхалась, качественный телевизор изумительно передавал оттенки. Цветное зрелище было потрясающим.

Симпатичный мишка умилительно улетал в облака.

– Ба! Это-то и есть плагиат? – вскричал Пепка и, подбросив вверх головной убор, зааплодировал. – Браво! Браво! Вот случай, когда их история не соврала!

– Она и не собиралась врать, Чесь. Только это будет уже не их история…

Зрители прощально махали с трибун. Цыганка пустила слезу.

Фиолетовый иностранец, который оставался единственным, кто сидел спиной к телевизору, тоже повернулся и посмотрел, куда смотрели все.

– Мы никогда не поймём друг друга… – сказал он до того тихо и вновь отвернувшись от экрана, что слышать мог только Жора, сидевший напротив глаза в глаза, а, может, и вовсе ничего сказано не было…

Но, сказано, видимо, было, потому как Пепка вставил и тут свои «пять копеек»:

– Вы правы, шеф! Ой, как верно! Отнять столько времени у людей! Репетиции, тренировки!.. Хрен с ними, с Альпами… А вот ежели б всё это время… да моральному совершенствованию посвятить!

– Мы по-разному смотрим на вещи, – продолжал иностранец, и опять показалось Жоре, что слышит его он один, – и до того по-разному, что вам этого не понять. Самое страшное преступление для правителей – не делать народ умнее…

– И чего только не делать, чтобы не делать! Ну, надо же… – зевнул паршивец, скептически глядя на экран. – Сколько же они руками махать-то будут?… Впрочем, как у них там?.. Махать… – не строить?.. Работа – не волк, в лес не убежит… Да ни один трудолюбивый народ в Европе такую поговорку не поймёт! Русский менталитет… Эх! А вам подавай – «умнее»! Культуру вам подавай. Чего захотели! Да после перестройки последнюю отберут… Нет, на стадионы уже гонять не станут. Разве что – послушать попсу. Так очень умно! Народ, который слушает «не попсу», а Барда… – разве будет терпеть, что с ним творят? – Он ещё раз вяло зевнул и, демонстративно отодвинув манжет серой робы, посмотрел на свою руку, где у каждого нормального человека есть часы, но у него их, видимо, отродясь не было. – Мне-то что? Пусть машут… У меня и своих забот по горло…

Пепка пожал плечами и отвернулся, но его шеф выглядел таким грустным, что Жоре сделалось не по себе.

– Только вас, Командор, жалко… Просто сердце сейчас разорвётся, как жаль… Возьмите таблетку…

Иностранец отвёл протянутую Пепкину руку с неизвестно откуда взявшейся белой пилюлей на ладони и сказал вдруг изменившимся, каким-то хриплым, но до боли знакомым голосом:

– Чьё-то сердце сейчас разорвётся…

– Да… Если есть среди них хоть один с честным сердцем, оно не выдержит… Командор! – вскричал Пепка, взглянув на часы, которых, готов был поклясться Жора, не было ещё минуту назад. – Неужели?

– Оно уже разорвалось…

– Это Бард? Мы опоздали? Нет! Оно ещё бьётся здесь… Я слышу.

– Нет, это второе почувствовало потерю, едва родившись…

– Но первое? Оно было там?

– Мы ошиблись… Он умер, Чесь!

– Он не мог умереть сейчас… Нет-нет!

– Скорая не приехала.

– Ах, какие же подлецы его окружали!