Читать книгу "100 великих супружеских пар - Игорь Мусский"

Венчание состоялось в Палибине 15 сентября 1868 года, а уже 17-го числа Ковалевская приехала в Петербург, где ее муж снял шестикомнатную квартиру. На следующее утро они отправились на лекцию Сеченова в Медико-хирургическую академию.

Ковалевский не уставал нахваливать ее ум и талант, ее практицизм, работоспособность, женское очарование, чем, конечно, пробуждал в ней тщеславие. Софа все чаще замечала, что разговаривает с «мужем» в покровительственном тоне. Но, уверяла она сестру, он «такой же милый, хороший и настоящий брат, каким он всегда был для нас; с ним можно сойтись вполне, и действительно, для меня теперь немыслимо отделить его от нас».

Лекционные курсы, которые слушала Ковалевская в Петербурге, закончились, а в университетах Западной Европы вскоре начинался весенний семестр. К этому времени Софья поняла, что медицина не ее призвание, и решила заниматься высшей математикой. Владимир Онуфриевич увлекся геологией.

15 апреля 1869 года Софья с Ковалевским и старшей сестрой Анной выехала за границу.

Они обосновались в университетском городке Гейдельберге.

Затем Ковалевский стал путешествовать по Европе со своими геологическими исследованиями. Софья ревновала Владимира к его занятиям. Путешествовать во время каникул она соглашалась только с ним. Часто Ковалевскому приходилось, сообразуясь с ее желаниями, менять свои планы, а иногда бросать все и мчаться к ней через пол-Европы… Владимир считал необходимым наведываться в Гейдельберг хоть раз в три недели.

Правда, первая разлука не только не омрачила их отношений, как это не раз бывало впоследствии, но даже окрасила их особой нежностью. «До свидания, милый, – писала Софья Владимиру в середине декабря 1869 года. – Приеду к тебе, только что начнутся праздники, значит, через полторы недели. С нетерпением жду этого времени. Так хочется потолковать и помечтать с тобой…»

Осенью 1870 года Софья Васильевна стала ученицей профессора Вейерштрасса, преподававшего в Берлинском университете. Поймал свою жар-птицу и Ковалевский, решивший сосредоточиться на палеонтологии, в которой он добьется уникальных успехов.

Владимир Онуфриевич знал, что их фиктивный брак может легко перейти в действительный: следует лишь взять на себя «роль неотступного дядьки». Но именно этого он всячески избегал, поскольку считал нечестным, «заключивши брак по надобности», как бы обманом заполучить себе жену. «Если бы она полюбила кого-нибудь искренне и это был бы хороший человек», то Ковалевский готов был принять на себя «всякие вины и преступления, чтобы добиться развода и сделать ее свободною». Кроме того, он видел, как сильно Софа увлечена математикой. И полагал, что она будет глубоко несчастна, если сделается матерью: ведь забота о ребенке неизбежно отвлечет ее от науки. Да она и сама не скрывала, что «боится этого ужасно».

Однако, прожив в Берлине всего три дня, Владимир Онуфриевич уже пишет брату, что очень хочет остаться там на все лето, но над ним «дамокловым мечом висит поездка в Южную Францию», поэтому Софа шлет его «отделать все это дело теперь, чтобы быть вольнее осенью».

В конце июля 1874 года Софье Васильевне прислали из Геттингена торжественный, золотым тиснением исполненный докторский диплом.

В октябре Ковалевские приехал в Петербург. К этому времени фиктивный брак Софьи «стал настоящим». После долгого аскетического затворничества, после дурной пищи, скверных, сырых «меблирашек» и доводивших до изнеможения умственных занятий Софья Васильевна со всей страстностью своей переменчивой натуры окунулась в удовольствия столичной жизни.

Владимир Онуфриевич всюду сопровождал жену и, видя, что она счастлива, радовался вместе с нею. Но светская жизнь требовала значительных расходов, поэтому Владимиру Онуфриевичу надо было пристроиться к какому-нибудь делу, дающему твердый заработок, и прежде всего получить наконец магистерскую степень, чтобы иметь возможность претендовать на штатное место в университете.

Осенью 1875 года Ковалевский получил письмо от своего брата Александра Онуфриевича, профессора зоологии в Одессе. Тот писал, что хочет приобрести дом. Одну квартиру он собирался занять сам, другие квартиры сдавать.

Эта идея нашла горячий отклик со стороны Владимира Онуфриевича. Он пишет брату, что человеку с энергией надо не покупать, а строить дома.

Осенью 1875 года умер Василий Васильевич Корвин-Круковский. Он оставил дочерям денежное наследство, а сыну – имение. Небольшая, но постоянная помощь отца прекратилась. Зато в распоряжении Ковалевских оказался капитал в тридцать тысяч, который они в конце концов целиком потратили на строительство домов.

В жизни Ковалевских был короткий период материального благополучия, которое посторонним казалось значительным.

Софья Васильевна предавалась мечтам о том времени, когда они станут настоящими богачами. Будущее же теперь становилось особенно важным. 7 мая 1878 года Владимир Онуфриевич сообщил под большим секретом: брату: есть «основание думать, что мы тоже на пути к почкованию».

В начале октября 1878 года на свет появилась Фуфа. «Девочка родилась, по крайней мере, на 3 недели позже срока и поэтому ужасно велика, – сообщил молодой папаша брату. – Все сошло, по-видимому, благополучно…» И, переходя к новорожденной, заключал, что уже на другой день своей жизни «она стала обнаруживать разнообразные таланты».

Софья Васильевна оказалась беспокойной матерью. Весь дом по ее воле заполняла Фуфа. Купать девочку почему-то не полагалось в той комнате, в которой она спала, а играть ей следовало в третьей; всюду были разбросаны ее игрушки и вещи. Софья Васильевна жила в постоянном страхе за здоровье ребенка.

В 1879 году стало ясно, что все их материальное благополучие – лишь видимость; дома, которые они выстроили, были заложены и перезаложены. Процентов по закладным надо было выплачивать больше, чем получалось доходов.

Ковалевских постигло банкротство. «Мы пустились в грандиозные постройки каменных домов… Но все это… привело нас к полному разорению», – сетовала Ковалевская.

Весной 1880 года, после ликвидации дел с домами, Ковалевские переехали в Москву. Здесь Владимиру Онуфриевичу обещали с нового года должность доцента в Московском университете. А пока он вступил в Общество русских фабрик минеральных масел, во главе которого стояли братья Рагозины. Ковалевского провели в директоры общества и загрузили работой, к которой у него было мало способностей. Осенью 1880 года Владимир Онуфриевич поехал по делам своей новой службы за границу, а его супруга отправилась на два месяца в Берлин к Вейерштрассу. Дочь оставили под присмотром Юлии Лермонтовой.

Ковалевский постоянно повторял, что Софа свободна во всем. Она же его стремление ничего ей не навязывать истолковывала иногда как полное к себе равнодушие. Софья Васильевна говорила, что ему «нужно только иметь около себя книгу и стакан чая, чтобы чувствовать себя вполне удовлетворенным».

Софья Васильевна стала слать мужу длинные, нежные послания. Она понимала, что, регулярно высылая ей деньги, сам Владимир Онуфриевич живет «каторжной жизнью» и, кроме того, себя лишает возможности заниматься наукой. Все это, признавалась Софья Васильевна, вызывает у нее по временам угрызения совести. Она писала мужу, что сильно скучает, что мечтает снова путешествовать вместе с ним.