Читать книгу "Большая книга ужасов-2 - Елена Усачева"

По улице все так же проносились одинокие машины, из окна дома напротив долетала приглушенная музыка. А перед Мишкиным за забором стояла его родная школа. В темных окнах желтыми бликами отражалась полная луна. Издалека казалось, будто кто-то ходит по мрачным коридорам с фонариком и его неверный отсвет мелькает в стеклах.

Колька помотал головой, прогоняя наваждение.

Во как фантазия разыгралась! Еще немного так попредставлять, и вообще с места не сдвинешься.

А идти надо! Перелезть через забор – ворота уже давно заперты, это проверено. Пройти пустынный двор, забраться в окно раздевалки – еще вечером он его чуть приоткрытым оставил и шторой занавесил, чтобы никто не заметил. Пробежать по хорошо знакомым лестницам и коридорам – до того знакомым, что можно с закрытыми глазами бродить, не споткнешься. Войти в учительскую и стащить классный журнал 6 «А» в жесткой ярко-оранжевой обложке.

Все это сделать именно сегодня Коле было жизненно важно. Последняя неделя, завтра-послезавтра выставляют четвертные оценки. А у Мишкина по физике и математике светили верные двойки.

Во-первых, обидно. Можно сказать, ни за что ни про что – и сразу такие отметки. Человек еще от лета не отошел, только-только думать начал, а его уже оглушают двумя парами. А потом отец обещал забрать его из секции карате, если он будет плохо учиться. А у Кольки походы на тренировку единственная отрада в жизни – поболтать с ребятами, руками помахать. Он без занятий помрет! Да и Сонька Морковкина, – узнает, хихикать будет. А это уже Колька никак стерпеть не мог. Хотя эта Сонька была не первой красавицей района, да и Мишкина неуважительно звала «Колясик», но он ее все равно нежно любил.

Отметки не должны портить жизнь человеку, решил Колька и отправился в опасный поход за журналом.

После пропажи вспоминать, кому что и когда поставили, не станут. А если и станут, то половину оценок потеряют, будут спешить. Вот Мишкин трояками и отделается.

Единственное, что сейчас сильно мешало, – луна. Уж очень она была яркая. Как прожектор. Весь двор виден как на ладони.

Коля так пристально вглядывался в окна школы, что у него зарябило в глазах. Ему показалось, что на третьем этаже, как раз там, где находится учительская, кто-то прошел и к стеклу на мгновение припечаталось мертвенно-бледное лицо.

– Надо было через задние ворота лезть, – вздохнул Мишкин.

Но тогда пришлось бы пробираться темным садом. А ползти через колючие кусты и месить новенькими ботинками грязь особенно не хотелось.

Колька два раза глубоко вздохнул и шагнул к забору. Ржавая сетка под ногой затрещала, неохотно прогибаясь под его тяжестью.

Мишкин спрыгнул на землю с другой стороны забора и помчался к крыльцу. Его невысокая крепкая фигурка хорошо была видна в ярком свете луны.

На его счастье окно никто не закрыл.

Колька толкнул жалобно скрипнувшую фрамугу, подтянулся, перекинул через подоконник свое тело, ставшее почему-то тяжелым и неповоротливым, и перевалился на кафельный пол первого этажа.

Прыжок гулким эхом прошелестел по пустым стенам. Мишкин задержал дыхание. Но ничего, кроме своего бешено колотящегося сердца, не услышал.

Школа спала, и один запоздалый ученик разбудить ее был не в силах.

Колькины шаги прошуршали по ступенькам. Как только дошло до дела, страх из его головы выветрился. Теперь он действовал по принципу: вижу цель, не замечаю препятствий, все идет путем!

На третьем этаже в первом кабинете справа из-под двери пробивалась тонкая полоска слабого света. Это было до того неожиданно, что Коля не испугался, а удивился.

Он коснулся двери рукой, увеличивая щель. Дверь, как будто смазанная маслом, легко и бесшумно распахнулась.

В классе горело несколько свечей… Нет, не свечей. Свет давали трухлявые головешки. Спиной к входу сидело множество спин.

Со значительным опозданием дверь скрипнула, раздался сильный удар о стену.

Все спины одновременно повернулись.

То ли от испуга, то ли от полумрака, но Колька не сразу смог разглядеть сидящих. Сначала ему показалось, что перед ним сидят мертвецы с вытянутыми зеленовато-синими лицами, с отстающими кусками кожи, с полувытекшими глазами и отвалившимися челюстями.

Мишкин попятился, на всякий случай протирая глаза кулаком.

Надо же такому померещиться!

По проходу к нему двинулась фигура, и стало ясно, что со зрением у Кольки все в порядке. Это был их учитель истории, Николай Сигизмундович, в своей неизменной джинсовой курточке. Но из рукавов этой куртки торчали не руки, а скрюченные почерневшие птичьи лапы. Да и само лицо у него было очень похоже на совиную голову – серое, сморщенное, с маленьким носом-клювиком и огромными глазами навыкате.

Темная лапка потянулась в сторону Мишкина. Тот зажмурился, втягивая голову в плечи.

Дверь захлопнулась перед его носом, сквозняк обдул мгновенно вспотевшее лицо.

Несколько секунд Колька тупо изучал потрескавшуюся краску на косяке прямо перед собой. Наконец он вспомнил про журнал и на негнущихся ногах двинулся в сторону учительской. О том, что сию секунду у него на глазах произошло, он думать просто не мог.

Дверь в учительскую оказалась закрытой. Такого препятствия Колька не ожидал. Он затравленно оглянулся, лихорадочно соображая, как лучше поступить.

– Чего замер? – прохрипели у него за спиной. – Толкай сильнее.

Перед его глазами мелькнула все та же морщинистая птичья лапка, и дверь распахнулась.

В учительской горел свет. В трех огромных треножниках полыхали костры. В их дерганом свете хорошо были видны несколько развалившихся в креслах фигур.

За своим столом сидел директор Иван Васильевич. Он приветливо улыбался, время от времени откидывая голову назад. При этом голова с легким хлопком отрывалась от шеи, делала несколько оборотов и возвращалась обратно на плечи. Вместо рук у него были шевелящиеся щупальца. Ими он ловко тасовал колоду карт, потрепанную и засаленную. За его спиной виднелся длинный посох с железным круглым набалдашником.

Рядом восседала физичка Ольга Ароновна. Изо рта у нее торчал один корявый зуб, длинный нос крючком загибался к верхней губе, левый глаз прикрывало уродливое бельмо. Математичка Муза Ивановна, кутаясь в серый порванный саван, протягивала белесые руки прямо к огню треножника.

– Холодно мне, – тянула она. – Холодно. Дайте мне кровушки – согреться! Дайте мясца человеческого – потешиться! Холодно мне!

С другой стороны стояли оба физкультурника. Вместо двух тел у них было одно, отчего головам приходилось тесно на узковатых плечах. Из-за этого физкультурники слабо переругивались, мутузя друг друга в бока кулаками.

– Куда прешь? – гудел один. – Не видишь? Мое это место!

– Сам ослеп, – сипел другой. – Я тут раньше стоял.