Читать книгу "Красно Солнышко - Виктория Гетто"

Выпил студёной воды, принесённой намедни Эпикой, живущей в его доме на правах невестки. Вот кому тоже тяжко. Она уже знает решение, принятое братом. И ничего хорошего ей оно не сулит. Обратно, конечно, никто её не отправит. Слишком мало женщин в дружине. Достанется кому-нибудь. Кто согласится взять такую… Потому что не затяжелела она тогда, в Лондиниуме. Не повезло. А из Арконы привезёт Гостомысл законную супругу. Та, безусловно, наложницы не потерпит… Жалко девку. Хорошей подругой брату была бы. Откуда что умеет только! И ткать, и готовить, и дома прибраться…

Вышел на крыльцо. Присел на ступеньку. Задумался. Что их ждёт? И вдруг схватился за нож на боку – крик дозорного раздался с вышки:

– Враг! Враг со стороны леса!

Щёлкнуло – отлетела от стального доспеха стрела. Упала прямо перед вышкой. Брячислав молнией в дом, доспех, оружие со стены сорвал, сунувшейся было помочь Эпике, выскочившей в одной рубашке, рявкнул:

– Иди к себе, дура! Не муж я тебе!

Вытолкнул, ругаясь про себя, что отвлекаться приходится. Наконец облачился полностью. К стене побежал. Взлетел наверх, к тыну, и охнул – целая туча народу в одеждах невиданных с факелами вокруг града собралась. И огней столько, что ночь исчезла. Не меньше тысячи врагов подступило к граду. А те, увидев, что их обнаружили, вдруг завопили так, как никогда прежде славяне и не слыхивали. Длинно, переливчато…

Глава 14

Последние дни перед отправлением каравана Храбр сбился с ног, столько дел на него навалил князь: провизию для людей проверить, фураж для скота и саму скотину. Погрузили ли инструмент для мастеров – знатоков рудничного и каменного дела. Кузни походные ли собраны? Имущество тех, кто едет жить на новые земли, уложено ли? Не обижен ли кто на то, как разместили его на лодье? Словом, тысячи больших и мелких хлопот, когда собирается столь большая группа людей вместе. Да и притом, что караван снаряжался не в Арконе благословенной, а совсем в другом месте – на берегу того самого озера, откуда в первый поход уходили. И так народ в шатрах жил, разбитый в целый град, некоторые по целому месяцу под полотняными крышами провели.

Благо цветень-берёзозол неожиданно тёплым выдался. Тогда народ начал со всех краёв славянской земли съезжаться в град святой. Отбирали людей вновь со всех родов. Парней и девушек. И женили сразу перед выездом из родных мест. Откуда пять семей приехало молодых, откуда – десять. Уже с имуществом, общиной выделенным, чтобы поднимать жизнь на новом месте. Скотину храм предоставил. Как и говорил Гостомысл – немного. Только чтобы на расплод. Девять кобыл жеребых да жеребца. Все разных пород. Тягловые – пахотные лошадки, степные мелкие, зато выносливые на диво, и боевой породы, гиганты, выше прочих на добрую голову. Так же и коров с быком могучей полудикой славянской породы. От туров свой род ведущих. Коров опять же девять стельных в подруги к быку. Ну и овечек отборных: пять мясных да пять тех, что шерсть дают тонкую на диво, с бараном каждой породы. Коз столько же вместе с козлом. Курочек десяток с петухом красавцем, да гусей. Ещё по одному волкодаву славянской породы, по пояс воину спиной, с шерстью кудлатой, в косы свивающейся. Что в одиночку не то что волка одного – стаю разогнать может без натуги. Единым взмахом челюстей хребет зверю перекусит. И все, что собрались да кого пригнал, есть хотят, пить. Каждого обустроить надо, посадить на лодью. Или погрузить. За скотиной – назначить тех, кто ухаживать в пути будет. Словом, голова кругом идёт.

До града Храбр уже, наверное, тропу протоптал, едва ли не каждый день туда-обратно мотаясь на вороном жеребце. Сросся с лошадью. Но вроде пока всё шло нормально, устраивалось и обустраивалось. И с каждым днём порядка в лагере становилось всё больше и больше. Единственное – смотрел Храбр на прибывающую молодёжь с завистью: женаты уже мужчины. Женщины в платках ходят, знак семейственности показывающих. А тот десяток сироток из храма… Ни к одной душа не лежит. Равнодушен. Бабка-ведьма помогла. Избавился юноша от наваждения, франкской девкой насланного. Перестала ему являться перед глазами. Спать начал спокойно. Да и от дел непрерывных некогда дурным мыслям в голову лезть. Занят юноша дальше некуда. Иной раз и поспать-то не удаётся…

Впрочем, не ему одному. Все дружинники в трудах и заботах. Всем поручения розданы. Никто не сидит праздно. Да и то – не бывало ещё подобного на родовой земле: отправляют славяне не тысячу, как жрецы поначалу говорили, а целых две тысячи человек осваивать новые земли. Поровну мужей и жёнок. Самый цвет родов. Лучших из лучших. И корабли выделил храм Святовида от щедрот своих на такую задумку наилучшие: лодьи набойные, нового фасона, что совсем недавно стали у славянских гостей появляться. Целых сорок штук. По пятьдесят человек на каждой. Да в трюмы по тринадцать тысяч пудов груза можно взять, не считая того, что на палубе. Расходы для храма невиданные. Но богатства в нём не для того лежат, чтобы мёртвым грузом сгнить. На дела великие собраны всеми людьми языка и крови славянской. Вот как раз такое дело и делается сейчас, и не экономят жрецы на снаряжении поселенцев. Кроме поселенцев да ремесленников и жрецы едут. Так же молодые, как и прочие. Да не простые жрецы, а знатцы. Кто хвори лечит, кто языкам обучен многим, кто какому-либо ремеслу или знанию. Они с собой тайные книги везут, где вся мудрость славян с момента появления их на земле этой и окончания войн с атлантами записана. И день уже назначен отплытия. И народ уже ждёт, когда в путь двинутся. Гадают, что их ждёт на новом месте…

– Всё готово, княже. Завтра утром снимаемся, как и порешили.

Гостомысл отвернулся от открытого по теплу окна терема, где внизу бродили куры, роясь в тёплой уже земле, взглянул на молодого парня, стоящего перед ним:

– Как-то упустил я, Храбр, спросить тебя: а ты себе любушку в граде родном не завёл за время побывки?

Тот пожал плечами, облитыми плотно лёгкой кольчугой, отрицательно мотнул головой:

– Да как-то не нашлось девицы, что моё сердце тронула. А с нелюбой жить – не по мне. Да и с той, что равнодушна к мужу своему, тако же.

Брови князя удивлённо приподнялись.

– И среди тех, кто за море плывёт, не присмотрел ладу?

– Прости, княже, – среди незамужних никого не выбрал. А на жёнок мужних заглядываться – грех великий.

– Тоже верно. Да только сам знаешь – с жёнками у нас туго там. Чудинки давно замуж повыходили, поверь. Меня Эпика ждёт. Наши дружинники, пока зима стояла, тоже обзавелись семьями. Один ты остался, почитай, из всех воинов, неженатый. Не дело это. Посему – найди себе жёнку до отхода кораблей. Вот тебе мой приказ!

Парень едва не сел на пол деревянный от изумления:

– Княже… Да где ж я до утра себе такое найду?!

Тот усмехнулся в усы, подошёл к столу, откинул крышку ларца квадратного, прямоугольного, тонким рисунком изукрашенного, запустил в него руку, вытащил на свет божий кошель увесистый, кожаный. Положил на стол:

– Вот тебе двадцать ромейских золотых статеров. На такие деньги лодью снарядить можно. Где искать – твоё дело. Но, как твой князь, заранее даю тебе согласие и одобрение. Кого приведёшь, ту и возьму с собой. – Вновь усмехнулся: – А заодно и проверим. Дружинники говорят, что для тебя невозможного нет. Что князь прикажет – умрёт, но сделает. Вот тебе мой приказ, Храбр: найди себе девицу до утра, что с тобой поплывёт. Исполнишь – награжу. Нет… – Мгновенно посуровел: – …здесь оставлю. Слово моё крепкое. Ты знаешь. К утру должен вдвоём у лодей быть. Нет – значит, и не появляйся. Всё равно оставлю.