Читать книгу "Жизнь бабочки - Жанна Тевлина"

И все равно она ждала. Каждое утро в момент пробуждения появлялась мысль, что сегодня он позвонит. При этом она понимала всю абсурдность таких надежд. Иногда казалось, что он ее давно забыл, но тут же охватывала странная эйфория, будто она всегда знала о предопределенности их встречи. Она даже к гадалке сходила. Ленка Кудрявцева подала идею. Сама она уже несколько раз пользовалась ее профессиональными услугами, и каждый раз оставалась довольна. Маню смущало, что раз от раза предсказания разнились, но у Ленки на это было какое-то мудреное объяснение, мол, не предсказания разнятся, а их трактовка. Даже сейчас, по прошествии многих лет, Ленка настаивала на верности тех давних предсказаний. Например, гадалка утверждала, что Ленке суждено иметь троих детей, но пока к 39 годам ни одного еще не намечалось. По мнению Ленки, ошибки тут не было: считалось количество абортов. Однажды Маня аккуратно намекнула, что число абортов несколько не совпадает с предсказанным, но оказалось, что остальные были не абортами, а типичными выкидышами, так что все верно, и права была предсказательница. Мане гадалка объявила, что встреча с ее любимым уже предсказана на небесах. Маня деликатно поинтересовалась, не встречалась ли она уже со своим суженым, и гадалка, посидев несколько минут с закрытыми глазами, сообщила, что в некотором роде встречалась, но они оба пока об этом не знают. Заявление было не совсем понятным, но обнадеживающим.

Маня и в те годы не верила в гадалок, это был типичный акт отчаяния. Она не могла сидеть на месте и все время чувствовала, что надо что-то делать. О том, что однажды она даже съездила к зданию Петиного института, она даже Ленке не рассказывала. Там было пусто: вдоль здания слонялись унылые абитуриенты, а внутрь никого не пускали.

Она навсегда запомнила интонацию того первого Петиного телефонного приветствия. Он сказал «Здорово» так интимно, будто между ними не было никаких неясностей. Она сразу почувствовала, что ему плохо, и с этого момента уже знала, что отвечает за него. Она спросила:

– Ты где?

– На Пушкинской.

– Иди к памятнику. Я сейчас приеду.

Он выглядел несчастным и абсолютно ручным. На секунду мелькнуло что-то похожее на разочарование, но в тот же момент его вытеснила пронзительная жалость, и Маня поняла, что только она сможет утешить его и сделать счастливым. Это была любовь. Он потом сам говорил, что пропал бы без нее, что тогда ему казалось, что все кончено и дальнейшая жизнь не имеет никакого смысла.

Дедулька-руководитель оказался лицемером и предателем, и притом очень подлым. Это был чудовищный спектакль, где все было разыграно, как по нотам. После дипломного доклада слово дали научному руководителю, и Петя вначале даже подумал, что тот придуривается. А говорил дед, что ему больно смотреть на нынешнюю молодежь, которая даже не задумывается, зачем идет в вузы. Они думают, что можно пять лет провалять дурака, потом набрать книжек, вырвать из них по куску, ничего при этом не понимая, и получить диплом инженера. Деду было очень тяжело за этим наблюдать. Он даже приболел на нервной почве. Хорошо, если попадаются одаренные ребята, им, по крайней мере, можно что-то втолковать. Петя, к сожалению, к таким не относится. А зато сколько амбиций! Но ему жалко Петиных родителей, которые сил не жалели, работали, чтобы их сын мог выучиться и стать специалистом. На этом месте дедок криво усмехнулся. Так вот, исключительно из-за того, что дед – человек сострадательный, он поставит ему тройку. А дальше уж, сможет работать – хорошо, а нет, так пойдет двор мести. При этом те, что в комиссии, мерзко захихикали. Как будто они видели хоть одного, который пошел двор мести!

– И что, даже про аспирантуру не сказал?

– Ни слова.

Маня сказала задумчиво:

– Я думаю, он заранее все продумал. Ему надо было своего протолкнуть…

– Сто процентов!

– Ты, главное, не заморачивайся. Если ты чувствуешь, что можешь многое, значит – можешь. Они хотят тебя сломать… Чтобы ты поверил, что ничего не можешь. У меня тоже такое было… Я написала рассказ и отвезла его в журнал…

Она говорила и боялась остановиться, потому что он не хотел, чтобы она останавливалась. Она физически ощущала его внимание и его взгляд, который просил, чтобы она говорила дальше. И еще она чувствовала, что ему уже легче. Потом они целовались в подъезде, в котором беспрерывно открывались двери и кто-то шел с ведром к мусоропроводу. Они хохотали и перебегали в другой подъезд.

Позднее, когда он уже работал в «Сатурне» и каждый день добавлял ему новые разочарования, она упустила момент, когда он сошелся с Васильчуком. Он отдалялся, она нервничала от бессилия помочь ему, но основной причины не понимала. К этому времени как раз совсем сдал отец, и это тяготило и отвлекало от основной проблемы. Но это было потом.

В памяти почти не остался предсвадебный период: он слился в один день счастливого выживания. Просто тогда они вынуждены были расставаться, а после свадьбы наконец соединились навсегда. В том, что это навсегда, ни один из них не сомневался. Петя с удовольствием переехал к ней. У него были сложные отношения с родителями, и Маня его понимала. Они казались мрачными и абсолютно безразличными к его судьбе, и также безразлично приняли Маню, что ее обижало. Уже потом свекровь неожиданно взяла на себя воспитание Линки, что было удобно, но радости не приносило. С внучкой у нее были свои отношения, отделенные от отношений с сыном, и уж тем более с Маней.

Манины родители Петю приняли сразу, что несколько удивляло и тоже обижало поначалу. Как будто бы они сомневались в ее способности выйти замуж и с радостью сбыли первому встречному. Конечно, она понимала, что это не так, но в то время ей хотелось так думать. Это был период переоценки ценностей. Ей постоянно нужны были подтверждения своего одиночества и непонятости во всем мире, окружающем их с Петей. По большому счету и не существовало никакого мира вокруг них. Все было вторично, а главное, им никто не нужен был, кроме них самих. Вот только надо было что-то делать с Петиной работой. Это было не его место, оно его убивало. Она даже пересилила гордость и попыталась поговорить с отцом. Ей было почему-то неприятно говорить с родителями о Пете. С самого начала она прочертила невидимую грань между ними. Это произошло естественно, помимо ее воли, но она откуда-то знала, что по-другому нельзя. Она не могла позволить никому влезать в их с Петей жизнь, в которой нет и не может быть проблем. А если они есть, она решит их сама. Любое признание унизительно, оно открывает путь для сочувствия и критики. А этого она не могла допустить. Маня уже была другой, принадлежала другому миру, Петиному миру. Ей бывало даже жалко родителей, но что она могла сделать. Так случилось, и она была счастлива.

Реакция отца была странной, и она еще раз убедилась, что не надо было начинать разговор. Отец начал что-то говорить о смутном времени, о том, что все стало с ног на голову, и, прежде чем что-то менять, надо все тщательно обдумать.

– Ты что, не понимаешь?! Ему там плохо! Каждый день для него пытка.

В папином взгляде промелькнула жалость, и Маня еще раз с мстительным удовлетворением отметила, что все вокруг чужие.