Читать книгу "Дело о Сумерках богов - Георгий Персиков"

От злости на себя и на всю сложившуюся ситуацию Георгий, который вовсе не отличался спокойным нравом, начал комкать в руках тряпку, что лежала у него на коленях. Через несколько секунд этих манипуляций он уставился на объект вымещения злости и, несколько раз моргнув, затейливо выругался. Емкую фразу можно было расшифровать так: вот ведь простофиля, сижу здесь, сопли на кулак наматываю, а карманы плаща, что с карлика стянул, не проверил! Вот почему уныние – смертный грех! Только ему поддашься да руки опустишь, сразу обо всем на свете позабудешь. Засосет тебя горе в трясину, да так там и сгинешь. Нет! Это совсем не по-русски! Нет такой беды, с которой наш человек не справился бы!

Родин сразу ощупал внутренний карман: он сам обычно хранил что-то ценное именно в нем и был уверен, что мерзкий карлик поступал так же. Пальцы мгновенно ухватили что-то твердое. Несколько секунд он боролся с одежкой, пытаясь понять, где лицо, а где изнанка, наконец прорезь кармана обнаружилась, и Георгий извлек оттуда сверток. При ближайшем рассмотрении он оказался диковинным свитком из дубленой кожи, каких уже давно не делают. На первый взгляд это была реликвия тех времен, когда летописи были не пережитком древности, а сборниками актуальных новостей. Родин развернул свиток: его коричневая поверхность была сплошь испещрена странными значками, будто палками какими-то. Имелись и иллюстрации: волки, огромное затейливое дерево и дракон. Полный набор какой-то чертовщины, одним словом.

– Глядите, – Родин, не церемонясь, ткнул Максима локтем в бок, демонстрируя добычу. Он частенько забывал о правилах этикета, когда бывал чем-то увлечен. В такие минуты в нем бывало больше от авантюриста деда Пётры, чем от богобоязненного и учтивого отца.

Савостьянов бросил на свиток равнодушный взгляд и без эмоций резюмировал:

– Это руны древнескандинавские.

– Да вижу я, что руны… Только что нам с того? Тут вот еще что-то есть, – Родин обшарил другой карман и вынул из него странный кристалл. Повертел его в руках, понюхал. – Будто бы соляной, морем пахнет… Вы что думаете?

Максим снова посмотрел на компаньона. Но на этот раз в его глазах стал разгораться огонек. Кажется, до моряка, наконец, дошло, что чудные артефакты Родин берет не из воздуха, а из плаща похитителя, а значит, это все не безделушки с ярмарки, а важные улики!

– Едрить твою надвое! Родин, друг мой дорогой, а я ведь эту галиматью прочитать могу! – парень рассмеялся. – Да не смотрите вы так на меня! Я ж после окончания морского корпуса был отправлен на практику, чтобы звание мне присудили. Гардемарина то бишь… Это уже потом, после практики годичной, мичмана дают, но не в этом дело! – Максим махнул рукой и полез в карман за фляжкой, которую, как обычно, держал при себе. – Я ж коргардом… гардемарином корабельным ходил в Данию на яхте «Северная» на верфь «Бурмейстер и Вайн». Уж не знаю, говорят ли вам эти названия о чем, да только там в тот момент на воду спускали яхту «Штандарт».

Родин кивнул. Кто же в империи не слышал про нее?! Яхта-красавица регулярно мелькала в газетных заголовках: уж больно государь любил на ней принимать именитых гостей. Кто только ни побывал в ее строгих и элегантных, украшенных деревом, но без лишней вычурной позолоты, каютах: сиамский король, император Германии и президент Французской республики. А Вильгельм Второй гостил даже дважды. Только вот Георгий никак не мог понять, к чему ведет Савостьянов. Не будет же он рассказывать всю историю нового судостроения? Максим, заметив, что его не понимают, помахал ладонью, как бы говоря, что он приближается к сути.

– Мне посчастливилось участвовать в ходовых испытаниях яхты. Ходили мы и к берегам Норвегии, в порты, конечно, заходили, – Максим сделал глоток из фляжки и протянул Георгию, тот не отказался. – И в одном порту подобрали мы занятного пассажира, профессора. Такой чудной! Бакенбарды – что твое мочало, усы аккуратные, локоны вечно напомажены, а очки кривые! И глаза жутко косили, наверное, от учености его. Он все время с книгами ходил, кашалот ему в глотку! А как голову от них отрывал, так нападал на всех с расспросами. И прицепится хуже, чем клещ! Короче, надоел он всем очень быстро…

Савостьянов скорчил рожу и провел ребром ладони по шее, чтобы показать, как именно профессор всем надоел. Родин лишь хмыкнул: знавал он таких профессоров. Вот, батенька Максима тоже удержу не знает, коли речь заходит о его любимой ботанике. Впрочем, колкий комментарий Георгий оставил при себе: все же он любил семью Савостьяновых вместе со всеми их причудами.

– Этого Бугге, так нашего пассажира звали, командование на меня и спихнуло. А там уж выяснилось, что Софус, он сам требовал по имени себя называть, был отличным малым, семеро чертей мне на якорь! Просто очень уж он свою науку любил. Он же всю жизнь собирал их скандинавские предания да мифы. Ничего больше и не видел, кроме богов их воинственных. Крепче всего изучал Эдду, несколько ее выпусков издал… – Максим говорил о профессоре из Христиании с явной любовью и почтением, видно было, что чем-то его этот ученый муж зацепил. – В общем, он мне их предания читал, я ему былины рассказывал, так слово за слово и подружились. В итоге за год с лишним эти руны я научился худо-бедно разбирать. Кеннинги научился понимать, ну это такие особенные метафоры вроде «шип ран», что значит меч, или «вепрь волн» – то есть корабль. Я не уверен, что все правильно вспомню, но этот текст вроде разбираю. Вот слушайте, – и он начал медленно, по складам читать:

В ворота тугиеНа полночь иди,Потом на закат,Пройди меж клыкамиФенрира смело,Левый резецТюром обломан.Дракона направьНа акулий плавник,И борона не тронет дракона.Ошую кинжал,Одесную копьеК смерти идии Короны достигнешь.Слава МидгардаСо смертью проходит,Но богами любимКорону отвергший,Распявший себяНа ветвях Иггдрасиля!

Родин вопросительно смотрел на Максима: стихи были, конечно, красивые, не без выдумки, но как они относились к делу – было решительно не понятно. Молодой человек, в свою очередь, смотрел на свиток и чесал затылок.

– Это про Рагнарок, Сумерки богов. Как у нас Судный день и Апокалипсис… Только написано странно. Я, конечно, слово в слово не перескажу, что мне Софус читал, но это точно другой текст. И это… камень, который у вас на коленях, я его тоже где-то видел.

– Ясно, что ничего не ясно. Однако совершенно очевидно, что нам, друг мой, придется предпринять путешествие в Скандинавию! Эти ваши златовласки – потомки викингов, а никакие не поляки! И все эти саги, руны, Сигурд – это подтверждают! Как раз по Висле они доберутся до Гданьска, а там до Скандинавии рукой подать!

Родин приосанился, и голос его зазвучал бодро, как обычно бывало, когда он чувствовал, что впереди его ждет нечто увлекательное. От этого предвкушения дальней, полной самых невероятных происшествий дороги кровь его начинала бурлить, а кончики пальцев будто колола тысяча иголок! Душа его пела и рвалась вперед, на волю!