Читать книгу "Друг детства - Евгения Перова"

– Ты точно знаешь?

– Да знаю! Ну, давай, а то я с ума сойду! Я так хочу тебя…

– Мы ему не повредим?

– Нет! Ну же…

Но он еще пару раз спросил у нее серьезным тоном, хотя сам держался из последних сил: «Нет, ты уверена? Точно можно?»

– Ты подумай, это ж надо! – произнес Данила спустя полчаса. – Дома кровать размером с Гондурас, а мы тут дурака валяем! Я себе уже все вывихнул, что можно!

И Ольга засмеялась ему в плечо:

– Так поехали в Гондурас!

Никуда они не поехали – и так было хорошо. Диван для Ольгиной квартиры сам Данила и покупал – выбрал побольше, не такой, как у него, но тоже очень удобный, так что насчет «вывихнул» он, конечно, присочинил. Так было хорошо, томно и лениво, что Данила даже слегка задремал, но Ольга легонько толкнула его в бок:

– Послушай, а как ты меня называл?

– Когда…

– Не спи! Вот сейчас! Когда я к тебе грязно приставала, а ты из последних сил защищал рубежи своей добродетели!

Тут он совсем проснулся:

– Да что ты врешь! Когда это я… Да не было этого!

– Было-было! Я к нему вся такая пылающая – ах, возьмите меня! А он: нет-нет, на это я пойти никак не могу! Я человек высоких нравственных правил и со всякими легкомысленными беременными девицами… Ай!

– Лялька! Что я сейчас с тобой сделаю!

– Вот! Что ты сказал?!

– Лялька…

– Почему?!

– Само как-то вырвалось. Странно… Если тебе не нравится, я больше не стану. Ты что?

– Ты не понимаешь! Это же я – Лялька! Это мое имя, детское! Меня все так и звали, а тут никто этого не знает! Я не говорила тебе, правда?

– Не говорила.

– Значит, точно, все не случайно! А я-то никак понять не могу: почему мне так хорошо?! А это ты меня Лялькой назвал!

– Ну во-от, а я-то думал, что это я так постарался, – обиженно протянул Данила и улегся, закинув руки за голову. – Но с другой стороны… как удобно, смотри-ка! Назвал тебя пару раз Лялькой – и все, готова! И стараться не надо…

– Надо! Надо стараться! Как это – не надо!

И Ольга полезла его целовать, а потом улеглась к нему на грудь.

– Я вернулась, понимаешь? Я к себе вернулась, прежней. А ведь я за тебя уцепилась сначала просто от отчаяния. От полной безысходности. Тоже думала – может, спасусь. А потом – влюбилась! Как я удивилась, ты не представляешь! Я думала, мне уже нечем влюбляться. Оказалось – есть. И знаешь когда?

– В кафе? Когда я мороженое тебе купил? Ты тогда меня вообще впервые по-настоящему увидела.

– Ну вот! Все-то ты знаешь! Ничем тебя не удивишь.

– Что ты! – Данила поцеловал ее. – Да ты меня каждую секунду удивляешь! Лялька…

«Из него получится такой хороший отец! – думала Ольга. – Он и со мной-то как с маленькой. Может быть… сейчас и спросить?»

– Ты знаешь… Я хотела… Может быть…

Нет, не выговаривалось никак. Умом она понимала, что Данила принял ее вместе с ребенком, но чувствовала порой просто животный, звериный страх за своего сына – все-таки он Даниле чужой! И она жалела своего малыша, которому досталась такая непутевая мать. Сколько ему уже пришлось пережить вместе с ней! А вдруг… А вдруг Данила не полюбит его, как своего?! Не сможет? Или упрекнет ее потом… Или…

– Данил, а вот ты не хотел бы… Я подумала, что…

Не выговаривалось еще и потому, что Ольга понимала: как только она произнесет эти слова, что никак не шли у нее с языка, дверь в прошлое захлопнется окончательно и навсегда. Она-то хотела назвать сына Сашкой, но теперь… Теперь, когда Данила сказал: это наш ребенок… Он сам должен дать ему имя. И тогда…

Тогда – все.

Сорокин исчезнет из ее жизни окончательно.

И хотя Ольге казалось, что она давно оборвала все нити, тянущиеся к Сашке, одна, последняя, все еще резала сердце – слишком много жизни и души было связано с ним. Она в последнее время даже не вспоминала Сорокина, но какая-то фантомная боль от ампутированной любви мучила ее все равно.

Данила, слушая Ольгино бормотание, страдал – он давно догадался, о чем она хочет его попросить, и, наконец не выдержав, сам быстро сказал:

– Послушай, а что, если нам назвать нашего сына Иваном? В честь отца моего, а? Ванечка, Ванька! Будет Иван Данилович, хорошо, складно. Как ты думаешь? Ляль, ну что ты… Не надо…

Ольга выдохнула и так вцепилась в него, так затряслась всем телом, что Данила понял – да, правильно. Правильно он сказал. И вовремя. Она не плакала, а только глубоко дышала, стараясь успокоиться, а Данила молча гладил ее по голове.

– У меня прадед был… Иван Бахрушин… замечательный человек. Я тебе потом… расскажу.

– Ну, вот и хорошо.

– Мне нравится… это имя.

– Я же тебе говорил – просто поверь мне.

– Думаешь, это легко?..

– Трудно. Ну что, решили – Ванька?

– Ванька! Иван Данилович… Подожди, а как твоя фамилия?!

– Ничего себе! Замуж собралась, а за кого – не знает!

– Правда, какая фамилия?

– Ты знаешь, фамилия у меня сложная, редкая очень. Ты такой небось и не слышала никогда…

– Ну ладно!

– В общем, Даниловы мы.

– Да что ты? Выходит, ты – Данила Данилов?!

– Ага. Отец пошутил.

– Слу-ушай, а давай Ваньку тоже Данилой назовем?! Представляешь, как здорово будет!

– Нетушки! Ванька, и все! Кто, в конце концов, здесь отец?!

– Ты.

– То-то же! А дочку сама назовешь.

– Дочку! – Ольга засмеялась. – Ты этого еще роди, а то – дочку!

– И рожу, – серьезно сказал Данила. – За мной не заржавеет. Да мне это… раз плюнуть!

Ни сейчас, ни потом – ни разу за всю свою долгую жизнь – Данила с Ольгой так и не вспомнили самую первую встречу. Хомские тогда остановились в той же самой гостинице, в которой поселилась Ольга, снова приехав в этот уральский город – одна и навсегда. Куда она еще могла поехать? И Москва, и Петербург казались ей слишком близкими к Сорокину. Не в Прагу же ей было, в самом деле, ехать? А больше она нигде и не была. Хотя с ее деньгами – за дом заплатили столько, что ей и не снилось! – Ольга вполне могла купить себе не то что квартирку в Праге, а, пожалуй, и домик в Испании. Она не привыкла к большим деньгам и по старой памяти все экономила – кто знает, что ждет впереди?

Сюда она приехала с одной сумкой – ничего лишнего. Барахло сожгла, часть мебели продала, а другая пошла вместе с домом. Весь огромный семейный архив, в свое время приведенный в порядок дедом, она отдала в городской музей, который просто не верил своему счастью: количество фондов сразу выросло вдвое! Книги подарила в библиотеку, которая одна еще существовала из бахрушинских заведений: школу давно упразднили, и она стояла немым укором, полуразрушенная, а больница сгорела. Лялька боялась даже подумать, что станет с ее домом – вокруг, за двухметровыми заборами, уже возводились потихоньку особняки самых причудливых конфигураций.